Иван Крылов

«Твоя статья о Лемонте очень хороша по слогу зрелому, ясному и по многим мыслям блестящим. Но что такое за представительство Крылова? Следовательно, и Орловский представитель русского народа. Как ни говори, а в уме Крылова есть всё что-то лакейское: лукавство, брань из-за угла, трусость перед господами, всё это перемешано вместе. Может быть, и тут есть черты народные, но по крайней мере не нам признаваться в них и не нам ими хвастаться перед иностранцами. Назови Державина, Потёмкина представителями русского народа, это дело другое; в них и золото, и грязь наши par exellence, но представительство Крылова и в самом литературном отношении есть ошибка, а в нравственном, государственном даже и преступление de lèze-nation, тобой совершённое».

Совершенно очевидно, что оценка Пушкиным Крылова как «представителя», то есть носителя типичных национальных черт русского народа, возмутила великородного Вяземского. Видеть в Крылове явление, типичное для русской литературы и истории, он не согласен. То, что Пушкин называет «лукавством ума» и «живописным способом выражаться», для Вяземского означает, по сути, «брань из-за угла, трусость перед господами». Князь называет эти черты ума «лакейскими» и полагает, что, даже если в этом «есть черты народные», хвастаться таковыми перед иностранцами не следует. Подобные проявления он готов признать чуть ли не национальным «преступлением».

Творчество Крылова, таким образом, развело Пушкина и Вяземского, как принято говорить, по разные стороны баррикады.

Для Вяземского Крылов всегда будет оставаться человеком другой партии, реакционером, врагом просвещения, смеявшимся над Вольтером и вообще над философией. Тогда как Пушкин признавал за Крыловым право называться «самым народным нашим поэтом», которого читают «и литератор, и купец, и светский человек, и дама, и горнишная, и дети». И это мнение о баснописце у него оставалось неизменным.

Князь Вяземский тоже неизменен в неприязни к Крылову. При переиздании своих статей даже усиливал негативное восприятие крыловской идеологии («мотива, направления»). О спорах с Пушкиным, и литературных, и политических, и человеческих, Вяземский вспоминал неоднократно:

«Споры наши бывали большею частию литературные. В политических вопросах мы вообще сходились: разве бывало иногда разномыслие в так называемых чисто русских вопросах. Он, хотя вовсе не славянофил, примыкал нередко к понятиям, сочувствиям, умозрениям, особенно отчуждениям, так сказать, в самой себе замкнутой России, то есть России, не признающей Европы и забывающей, что она член Европы: то есть допетровской России…»

В сознании Вяземского спор о Крылове был как раз из числа таких «чисто русских вопросов». К ним, впрочем, можно отнести и осуждение им в 1831 году, как он выразился, «шинельных стихов» Жуковского и резкие высказывания о пушкинских стихах «Бородинская годовщина» и «Клеветникам России»: