Второе: сработала заявленная соответствующим названием тема. Содержание, посвящённое русскому театру (в то время российская сцена была отдана на откуп постановкам переводных авторов), оказалось очень даже востребованным. Читать о состоянии и репертуаре русской оперной и драматической сцены, об актёрском исполнении, заметки о положении актёров в обществе, о театральном быте, а также о поведении зрителей во время представления, желающих нашлось предостаточно. По сути, Крылов явился родоначальником русской театральной критики. Успехом пользовались и произведения самого Крылова, который продолжал свой творческий поиск. Из-под его пера выходят то повесть (разумеется, злая и сатирическая), то сказка, то разнохарактерные статьи, то ядовито-критические, то прославляющие национальный русский дух, отечественную историю и обычаи. Число подписчиков росло.
В литературе о Крылове можно встретить суждение, что в 1789–1793 годах художественная позиция Крылова и Александра Ивановича Клушина связана с направлением, осуществлённым в русской литературе Радищевым. Сказать так можно, выглядит привлекательно, но доказать… Более чем странно утверждение, будто Крылов, в частности начиная уже с «Почты духов», движется в русле формирования реалистического подхода к действительности. Впрочем, если, конечно, принять во внимание, что в дальнейшем в творчестве Крылова фантастические водяные, воздушные и подземные духи не появляются, то Слон, Моська, Лебедь, Щука, Рак, не говоря уже о Свинье под Дубом, – это олицетворение реализма, безусловно критического.
Журнал И. А. Крылова «Зритель» с его произведениями.
Журнал «Санкт-Петербургский Меркурий» с напечатанными в нём произведениями И. А. Крылова.
Но и второй его журнал тоже просуществовал недолго. В одном из томов «Зрителя» появилась заметная статья Крылова под названием «Речь, говоренная повесою в собрании дураков», в которой были сплошь намёки и издёвки над бездельниками, пребывающими во власти. И тотчас (шёл пятый месяц издания журнала) по личному приказу Екатерины II в типографии Крылова был произведён обыск. Журнал, просуществовав каких-то полгода, был закрыт, а четверо друзей были отданы под гласный надзор полиции[22].
В результате компания основателей издания распалась. Остались лишь Крылов и Клушин, которые взялись… выпускать новый журнал – «Санкт-Петербургский Меркурий». Он получился слабее ранее выходивших журналов Крылова. Редакторы «Меркурия» строили наполеоновские планы, думали, что, придав ему менее острый и более художественный характер, добьются широкого распространения своего издания. Ради этого затеяли полемику с «Московским журналом» молодого Карамзина[23], обрушившись с язвительными нападками на самого издателя и его последователей.
За что будущий великий баснописец взъелся на будущего великого историка? Крылову было чуждо творчество раннего Карамзина. Оно казалось ему искусственным и излишне подверженным западным влияниям. Преклонение перед Западом, французским языком, французскими модами было одной из любимых тем сатиры молодого Крылова. Возмущал его и излишне простой слог Карамзина с нарочитым стремлением к простонародности (лаптям, зипунам и шапкам с заломом).
Но резонно задать вопрос: только ли заигрыванием с лаптями и зипунами не угодил Карамзин Крылову? При ответе на него я первым делом припомнил бы характéрное, насмешливое карамзинское замечание-недоумение насчёт юродивого в пушкинском «Борисе «Годунове»: стóит ли углубляться в столь низкую материю? Оцените: какая разница в подходах! Пушкин в своём стремлении проникнуть в самые глубины «народного мнения» «опускается» до юродивого. Карамзин же, который много и подробно пишет о народе в Х и XI томах своей «Истории…», не видит необходимости глядеть столь «низко» (а на самом деле столь глубоко!). Смею думать, именно противоположность взглядов Крылова и Карамзина на народ не могла не делать их идейными противниками. Крылову была куда ближе позиция Пушкина.
Кроме того, карамзинисты отталкивали его своим пренебрежением к принятым в то время строгим правилам стихосложения.
Возможно, именно резкая полемика с карамзинистами (на фоне явно осторожного отношения к власти) оттолкнула читателей от «Санкт-Петербургского Меркурия». И на сей раз Иван Андреевич сам закрыл «Санкт-Петербургский Меркурий» – из-за нехватки подписчиков.
Произошло это именно так или совсем не так – новая загадка Крылова. Что её породило? Ладно сам Крылов, как мы знаем, не отличался разговорчивостью о себе, так и мемуаристы почему-то оказались с замком на устах. Среди редких упоминаний о Крылове той поры самое заметное, но по сути невнятное, короткое «сообщение» одного из первых его биографов – М. Е. Лобанова. Тот как бы ненароком упоминает о столкновениях Крылова-журналиста с верховной властью: