– Не знавши броду, не суйся в воду, – мрачно и хрипло выдавил он. – Отступать… Отступать всему войску.
Глава 8 «ЛИСТЫ» БОЛОТНИКОВА
В стане Михайлы Нагого праздник. Победа свалилась нежданно-негаданно.
«Ай да Куземка! Ай да голова! – ликовал боярин. – Славно побил мятежную рать!»
Но вслух о том не высказывал, говорил иное:
– То моим помыслом содеялось. Это я велел Кузем-ке воров бить.
Воеводы же «во товарищах» таем посмеивались:
– Горазд брехать Михайла Александрович. Ловок, по-хвальбишка. Вон уж и гонца к царю с сеунчом31снарядил.
В Москву был отправлен любимец воеводы, его стремянной Андрюшка Колычев.
– Скачи, Андрюха, скачи что есть духу! Царю молвишь: вор Ивашка Болотников разбит, разбит воеводой Михайлой Нагим. А еще скажи, что на днях будут взяты Кромы. Царю то будет в радость.
Василий Иванович, и в самом деле, несказанно возрадовался. Сбежал с трона и, забыв про этикет, трехкратно облобызал гонца. Ступил к боярам.
– А что я говорил? Не посрамил меня Мишка. Не седни-завтре и в Кромы войдет!
Дрогобужанин Андрюшка Колычев был пожалован дворянским чином и поместьем.
Тяжело переживал неудачу Болотников. Под вражьими пушками пало около четырехсот ратников.
«Худой зачин. Полегли славные донцы-повольники… Но как же враг оказался в засаде? Нагой давно у Кром, и для осады ему позарез нужны пушки. Но почему он их оставил на орловской дороге? Почему развернул пушки вспять? Выходит, разгадал мой умысел. А может, кто-то из ратников Нагого уведомил? Ужель нашлась подлая душа?»
Терялся в догадках, но все оказалось куда проще. Матвей Аничкин, посланный дозирать пушкарский наряд, вернулся к Болотникову с языком – чернявым угрястым мужиком из обоза. Тот на расспросы воеводы молвил:
– Поотстали мы от царева войска. А тут из Дубков боярский тиун примчал. Воровская рать-де нагоняет. Голова наш, Кузьма Андреич, и не чаял беды оной, гонца к Михайле Нагому снарядил. Но воеводу ждать не стал, повелел пушкарям бой принять. А тут и твое воинство показалось. Зачал голова ядрами и дробом посыпать…
– Буде! – оборвал мужика Болотников.
Иван Исаевич отвел рать к селу Бордаковка. Собрал начальных.
– Думали Нагого врасплох взять, да сами угодили в ловушку, – с укором глянул на Берсеня. – Чего ж ты, Федор, идучи впереди войска, малый дозор выслал?
Берсень покривился: морщаясь, ухватился рукой за раненое плечо. Болотников, не щадя Федора, ронял сурово:
– И под пушками надо умеючи воевать. Негоже врагу спину показывать.
Федор вспылил.
– Да там и сам дьявол не устоял бы! Ад, пекло.
– Вестимо, – усмешливо бросил Болотников, – у страха глаза, что плошки, а не видят ни крошки. Надо похитрее быть. Уж коль на врага напоролся, да ежели силу его не ведаешь, напродир не иди. Отступи, но не сломя голову. Попытай конницу в обхват кинуть. Пушкарский наряд лишь в открытом бою хорош. А коль его обойти да в том же леске зажать, тут ему и конец.
– Да мы ж сами в обхвате были! – горячился Берсень. – Куда ни ступи – ядра да картечь.
– Буде, Федор, оплеуху языком не слижешь, – осадил Берсеня Иван Исаевич. – Давайте-ка лучше покумекаем, как нам дале держаться. . Бранью делу не поможешь. Впредь быть умнее. Да и дозорам боле так не ходить. Отныне врага доглядать тремя разъездами, и чтоб каждый дозор друг с другом сносился.
. – Дело, батька! – одобрил Мирон Нагиба.
– Бояре злы на народ, – продолжал Иван Исаевич. – Глотку перегрызут за свои пожитки. Но мы то зло будем вырубать мечом. И меч сей должен быть не токмо сильным, но и мудрым. Надобно и врага разбить, и мир-i-кую рать сохранить. А посему боле спотыкаться нам не
– Вестимо, батька, рук не опустим. За тот тумак, что получили, воздадим Нагому сторицей, – сказал Устим Секира.
– Воздадим! – пробасил Нечайка. – Первый блин всегда комом, боле не оплошаем. Литься вражьей кровушке!
– Литься! – разом заговорили Юшка Беззубцев, Матвей Аничкин, Тимофей Шаров…
Иван Исаевич обвел глазами суровые, полные отчаянной решимости лица. Воеводы не сникли, они крепко верят в победу. И то славно.
– Войску отныне ходить пятью полками, – твердо и веско ронял Болотников. – Полк Правой руки вверяю Юрью Беззубцеву, Левой – Мирону Нагибе. В Сторожевом быть Нечайке. Большой же полк сам поведу.
– А кому ж Передовой? – набычась, спросил Берсень.
– Тебе, Федор. Думаю, такой оплеухи боле не изведаешь. Так ли?
– Так, – буркнул Берсень. Но на душе его по-прежнему кипело, он серчал на Болотникова. Тот костерил его при всех начальных людях, а к этому Федор не привык. В Диком Поле, на вольном Дону, он был почитаемым атаманом. Казаки славили его за храбрость и дерзкие походы. И вдруг такой срам. Сидел Федор букой.
Болотников обратился к Аничкину:
– А тебе, Матвей, дело особое. Повезешь «листы» по городам и селам. Пусть народ знает, что идем мы на Москву избавительной войной. Подбери людей ловких да отважных – и с богом.