Иван

Решили в общежитии переселить офицеров и сверхсрочников в одну комнату, а все остальные приготовили для приезжих. К вечеру этого же дня умер еще один солдат, а поздней ночью — второй. Таким образом на станции находилось уже тринадцать трупов, помещенных в промерзшем кунге, и два преступника, сидевших в теплом коридоре бани. Вот в такой обстановке и несли службу офицеры и солдаты этой затерявшейся в бескрайних просторах тундры тропосферной радиорелейной станции. А среди них — офицер и сержант, носившие одну и ту же фамилию, так до конца и не разобравшиеся, кто же они друг другу — просто однофамильцы или близкие родственники?

А дни шли. Первым на станцию прилетел вертолет МИ-8 со взводом МВД, прокурором и следователем. Яков Иванович облегченно вздохнул. За каких-то двадцать минут передал преступников, потом следователю — листы опросов свидетелей и уже через два часа стоял в комнате, где расположился прокурор.

— Может, теперь я к себе на станцию могу улететь? — спросил он.

— Нашу работу вы сделали, претензий нет, доложите своему начальнику и… в путь.

Но начальство решило по-другому, назначив временно командиром станции вместо погибшего майора Сердюченко. Яков Иванович позвонил домой. Жена, конечно, повозмущалась, но потом смирилась.

— Ты знаешь, Надюша, мне кажется, я напал на след моего старшего брата, но это пока только предположение. — И он рассказал о сержанте.

— Господи, его же могли тоже убить! — простонала жена. — Ты хоть успокой, обогрей его.

— Да, да, тут всех обогревать надо, они всю свою жизнь отходить от этого будут.

Жизнь на станции продолжалась. Позвонили из Магадана: вылетел спецрейс «Ми-6» с родственниками и цинковыми гробами на борту. Николай Иванович Киричек предложил собрать всех в техздании. Собрались быстро. Обстановка всех угнетала, но люди выглядели уравновешенными.

— Товарищи, — сказал майор, — так сложилось, что мы с вами оказались в центре человеческой трагедии, разыгравшейся на нашей станции. Через несколько часов прилетит вертолет с родственниками, я вас очень прошу понять самим и разъяснить другим всю трагичность этого момента. Представьте, что это наши с вами отцы и матери, братья и сестры, бабушки и дедушки оказались в такой ситуации. Тут будет и зло, и жалость, и ненависть, и презрение, но в любой обстановке будем внимательными и чуткими, на зло и раздражение будем отвечать добром, вниманием и отзывчивостью.

После этого короткого обращения Яков Иванович и капитан Киричек обошли все точки дежурств, где несли службу в данный момент солдаты и сержанты. На кухне был заказан обед уже и для тех, кто прибудет.

А полярная ночь продолжалась, только изредка забелеет восток — и опять темнота. Но когда в небе над станцией заревели мощные двигатели «Ми-6», все вздрогнули. Площадка была обозначена, и все же пилоты, словно выбирая место, медленно провели свой огромный корабль над всеми постройками станции и только потом пошли на снижение. Несколько минут машина стояла неподвижно уже на земле, прежде чем открылся громадный задний люк и люди по одному и группами, поддерживая друг друга, стали выходить из вертолета в почти не освещённую темноту.

По ранней договоренности все офицеры, сверхсрочники, солдаты и сержанты, свободные от дежурств, пошли приехавшим навстречу. Замполит станции и майор Сердюченко объяснили приехавшим, что все сразу увидеть своих погибших не смогут, поэтому будут допускаться по списку и, пробыв двадцать минут, должны будут выйти из помещения, чтобы дать возможность зайти остальным. Люди молчали, кто плакал, кто просто с ужасом смотрел на место, где служили их дети. Эти зарытые в землю кунги, где располагалась казарма, точно в таких же — столовая, котельная; бездорожье, страшное однообразие, холод и безлюдье действовали угнетающе, и тот, кто впервые прибывал в такие места, обычно приходили в ужас. А тут еще постоянная трехмесячная ночь! Усугубляли гнетущее впечатление горевшие уличные фонари, тусклым светом освещали примитивные строения, прилегающую территорию, даже, с одной стороны, громадину «Ми-6».