Ив Сен-Лоран нанимал немало черных моделей. Подобный выбор в Соединенных Штатах соответствовал в первую очередь «квотам» рынка, а не определенной визуальной чувствительности, как в его случае. Самую верную из них звали Амалия, она поступила на работу в модный Дом в 1980 году. Она называла мэтра «отцом, братом, виртуальным любовником». Даже обнаженная под своей белой блузкой, она словно носила на себе одежду Сен-Лорана. Линии ее плеч, шеи и ног как будто напрямую вышли из эскизов кутюрье. Однажды он впал в ярость, потому что Амалия не была заявлена в начале дефиле рядом с топ-моделями. «Я очень недоволен». Его пробовали успокоить, боясь вспышек недовольства, которые казались непропорциональными проступку. Он начинал дуться, голова склонялась, словно плакал без слез, в состоянии бессилия. Жан-Пьер Дербор, технический директор мастерских Высокой моды, объяснял: «Его коллекции — это одна коллекция, которая никогда не заканчивается. Посредством одежды он рассказывает историю. Он сразу хочет найти внешний вид своей модели на манекенщице, а иначе он чувствует себя преданным, будто он вдруг потерял линию рисунка».
Хотя бренд набирал 15 миллиардов франков (2,29 миллиарда евро) в год, имидж компании был подорван юридическими баталиями и ее странным бизнесом. 30 мая 1994 года Пьеру Берже предъявили обвинение в «нарушении монополии биржи и инсайдерской сделке». Его подозревали в том, что летом 1992 года в Швейцарии он продал по высокой цене 120 000 акций компании (100 миллионов франков, то есть 15,24 миллиона евро) незадолго до того, как пришло сообщение об ухудшении котировок компании Yves Saint Laurent на бирже. За полгода было потеряно 26,8 миллиона франков (4,09 милллиона евро). Он добился того, что 16 октября 1995 года обвинения с него были сняты, и дело закрылось за отсутствием состава преступления. Но остались слухи и «помощь», которую Франсуа Миттеран вроде бы оказал Пьеру Берже в благодарность за его политическую поддержку в процессе приобретения компании Yves Saint Laurent филиалом компании ElfAquitaine. Слух оказался настолько живучим, что журнал The New Yorker в статье, озаглавленной «Последний акт импресарио», самой длинной из когда-либо посвященных Пьеру Берже, упоминал о нем[927]. Именно в 1994 году завершился срок его мандата на посту президента Парижской оперы, сопровождавшийся пятилетней медийной войной. «У меня был очень амбициозный проект»[928], — признавался он в интервью газете Figaro.
В Париже у «Наполеона с авеню Марсо», как назвал его журнал Out, похоже, было больше врагов среди левых, чем среди правых. В журнале Globe, в ежемесячных редакционных статьях, Берже множил атаки на Мишеля Рокара[929] и его советника и друга Ги Каркассона, вступив в истинно парижское сражение, достойное романа Мопассана «Милый друг». Бернар Тапи, в его глазах, был всего лишь «сомнительным человеком». Смерть Франсуа Миттерана 9 января 1995 года, для кого, согласно газете Figaro, Берже был «настоящим доверенным лицом» и верным спутником на прогулках и рождественских посиделках в Солутре, перевернула его политическую судьбу. Пьер Берже решил поддержать президентскую кампанию Жака Ширака. Ив Сен-Лоран снова оказался как бы в стороне от истории, о которой говорит весь Париж. «Пьер Берже символизирует этих шикарных левых, кого французы больше не хотят видеть… (…) Это „придворные“ — „дельцы“ из левых партий», — писал Клод Алегр, будущий министр образования, в газете Monde[930].
Газета Libération называла Пьера Берже «Луи де Фюнесом моды». Ив Сен-Лоран сохранял свой статус неприкасаемого ангела. Разве «снисходительность» не главная черта его характера, как он сам признавался? Чем больше реальность настигала его, тем больше он избегал ее, утверждая, что самое прекрасное из путешествий — это путешествие «вокруг своей комнаты». Со своей внешностью студента-патриарха, он оставался неумолимым наблюдателем, осуждавшим систему французского школьного образования: «Это очень грустно. Школа плохо выполняет свою работу. Так много детей перегружены материалом, который им не нравится, и никто не преподает им историю искусств. Ничего об архитектуре, живописи, моде. Какая пустая трата времени! Какая безответственность! Как можно создавать красоту будущего, если небрежно забывается красота прошлого?»[931]