Ив Сен-Лоран

Октябрь 1992 года. «После того, что я увидел сегодня в газетах, я не могу говорить. У меня жжение и язвы в полости рта». Ив был в истерике из-за «этого сумасшедшего Готье», которому Paris-Match посвятил репортаж после его дефиле в Лос-Анджелесе. Говорили, что он «впечатлил Голливуд»: на фотографиях Мадонна, с грудью, торчавшей из платья с бретельками; Ракель Уэлч[895], в пиджаке, в колготках в сеточку и желтых перьях. «Жан-Поль Готье впечатляет и удивляет во имя борьбы со СПИДом». «Он был как сумасшедший», — вспоминала Лулу. «Он сказал мне: „Должно быть, это было куплено в секс-шопе, это же невозможно, это какой-то эротический центр где-то в Германии“», — вспоминал Поль, его водитель, в накуренной машине.

В салоне, превратившемся в «гардеробную» накануне дефиле Rive Gauche, Анн-Мари Мюноз, верховная жрица тонкого сукна, следила за линиями, как держалась ткань, как она расправлялась, как ложились складки, какая она на ощупь. Костюм. «Эти пуговицы очень сладенькие», — говорила Лулу, одетая в этот день в атласные джинсы и красную водолазку. Она прикрепила плюшевое сердечко на бархатный свитер. «Шикарно, фото!» — и тут же щелкнула затвором девушка с фотоаппаратом. Модели проходили мимо: Ясмин, Наоми… самые красивые девушки в мире. Они раздеты и накрашены, на них только черные колготки и каблуки. В эту минуту казалось, что их не существует. Внезапно все ожило, все взгляды устремились на них. Они превратились в мир Сен-Лорана, парижанки, игравшие в Восток, или восточные женщины, игравшие в парижанок, в бархатных штанах и сандалиях с бриллиантовой застежкой-клипсой. Золотой пиджак был надет на свитер из джерси. Модели прибывали как гостьи. Некоторые задерживались.

«Куртка с вышивками будет в половине пятого», — обещала мадам Катрин. «А это платье, мадам Рене?» — «Оно почти закончено, — отвечал мягкий голос. — Осталось лишь немного последних штрихов». Лулу обращалась к Сен-Лорану, сидевшему на красном диване: «Ты хочешь голые руки? Ты хочешь мягкие перчатки?» На подиуме из черного бархата драгоценности сияли карнавальными огнями: стразы-звезды, голубые камелии, ожерелья из кованого золота… Он отвечал кивком головы. Диана надела пальто с рисунком меха пантеры. «Наденем какие-нибудь звериные ботинки?» Он подошел к подиуму и поднял черную атласную ленту с пола. Это напоминало Рашель, дочь прустовского Свана, которая обвязывала себе руку такой лентой. Иногда он уходил в дальний конец зала, затем исчезал. Напряжение спадало. Тогда ассистенты начинали играть в клиенток. «У вас нет крепкой мятной сигареты, чтобы расслабиться?»

2 декабря 1992 года президент фирмы Sanofi Жан-Франсуа Дехек встретился с Пьером Берже. «А если мы пойдем дальше 15 %? Если мы устроим настоящий деловой брак?» Они потратили «приблизительно месяц» на встречи и переговоры. В этот же день — годовщину коронации императора и битвы при Ватерлоо — Пьер Карден стал первым модельером, избранным в Академию художеств. Он признался Figaro, что ему «хотелось бы получить знак имени Ива Сен-Лорана».

3 января 1993 года, возвращаясь из Латче, от Франсуа Миттерана, где он праздновал Новый год, Пьер Берже собрал в офисе нескольких сотрудников, срывая на них свой гнев, потому как уже весь Париж знал название парфюма, запуск которого был запланирован на июнь: «Мне это надоело! С этой профессией покончено. В этой профессии нет морали. В конце концов, мне наплевать». Это правда, в Высокой моде началась новая эра. Например, Жан-Луи Шеррер был с комплиментами уволен без предупреждения владельцами бренда, потеряв в один миг право использовать свое имя. Кристиан Лакруа жаловался, что «продал» свое имя. Клод Монтана сделал всего лишь четыре коллекции в модном Доме Lanvin и был уволен с благодарностью. Говорили, что с тех пор он впал в черную депрессию. Итальянские методы прибыли во Францию: в журналах рекламодатели правили бал, навязывали рекламный бюджет, отодвигая редакционные статьи.

Звездами становились новые модели, у кого просили автограф в конце дефиле, кого фотографировали больше всех. Ее звали Клаудиа Шиффер (450 обложек журналов в период с 1988 по 1993 год), муза Карла Лагерфельда. Николь Дорье, глава примерочного салона у Сен-Лорана, утверждала: «Сочных блондинок он терпеть не может. У модели должна быть загадка. Если у манекенщицы нет своей истории, ничего не произойдет».