Ив Сен-Лоран

Сам кутюрье представлял прессе более авторитарный образ самого себя. В другом интервью, на этот раз взятом Ванессой ван Зюйлен, которая стала, как в сказке, директором журнала L’Insensé (своего рода ремейк Egoiste в версии для VII округа и Interview Уорхола), он высказался очень резко: «Это небытие, вот что я вам скажу. С тех пор как соревновались Баленсиага и Шанель, больше нет ничего, вообще ничего, только Живанши и я. Люди верят, что модные дома все еще существуют, но я-то знаю, что их больше нет. Да, конечно, вы можете назвать мне несколько имен, которые я не осмелюсь даже произнести вслух. Но этих имен не существует. Это недоразумения, не надо о них говорить…»

Что до журналистов, то им же нужно верить в собственную ложь, лелеять собственные ошибки вкуса. Они должны писать статьи, заполнять бумагу писаниной. Наша эпоха? Она «немощная». «У меня ностальгия по 1920-м годам. Теперь все похоже на пустыню, где царит скука… Где Жуве? Где Берар? А после кончины Уорхола кто теперь заменит его? Кто, с тех пор как он нас покинул, может протянуть обществу зеркало, достойное его? Да, верно: с Бераром и Уорхолом что-то существенное умерло. В них была грация, гений, умение жить. Кто сегодня покажет нам Мадонну с такой же силой, с такой же правдой, как Уорхол, когда показал нам Мэрилин?!»[891]

Кутюрье снова замкнулся в хмуром молчании. «Четыре чемодана, чтобы ехать в Марракеш! Он хочет, чтобы мы ужинали с ним в вечерних платьях», — рассказывала Лулу. Ее маленькой дочке Анне, крестной дочери Ива, в 1992 году исполнилось шесть лет, и Лулу проводила теперь выходные в своем загородном доме, «находившемся в состоянии вечного ремонта». Традиционное воскресное блюдо: баранья ножка с мятой — подавалось под плакучей ивой под названием «Хеллоуин». Другая жизнь, другая эпоха. «У меня много друзей, у кого по одному ребенку». Лулу много работала, даже читала лекции студентам, заведовала отделом аксессуаров, ее фамилия теперь появлялась в программках дефиле Высокой моды. «Она была эксцентричной, теперь уже нет», — говорила Максим, ее мать. Тем не менее Лулу все еще вызывала восторг и продолжала говорить о Сен-Лоране так, будто она послала ему любовную записку: «Я никогда не считала богатых людей гламурненькими. Слишком большой достаток убивает эксцентричность». Лулу одна из немногих из мира моды, кто не принимал легкого варианта черного цвета. «Я стараюсь не быть женщиной, кто одевается, не думая об этом». Но Ива нужно было удивлять все больше и больше. «У него есть требования, каких больше нет у мужчин», — признавалась она. В Марракеше он дал вечер в честь Катрин Денёв. Ее новый образ появился во всех журналах. Это была новая Денёв, которая признавалась: «Когда я кладу руку себе на шею, у меня ощущение, что я прикасаюсь к затылку мальчика». В последний день съемок для фильма «Индокитай» Режиса Варнье она обрезала свои светлые кудри, сожгла их в своем дачном камине и уверяла: «Не думайте, что это поворотный момент в моей жизни», как будто сама в этом сомневалась. Впервые в жизни Катрин Денёв подписала контракт с Ивом Сен-Лораном, чтобы представлять его новые косметические продукты.

Женщины менялись. Будут ли они менее стеснительными? Они больше не хотели прятаться под одеждой. Их макияж стал светлее, кожа мягче, плечи естественнее, каблуки ниже. Этот комфорт скрывал в себе разные страхи: что мужчины больше не посмотрят на них, что права, которые они завоевали, должны снова завоевываться, а соблазнительность покинет их. «Ив был бесспорным, таких больше нет», — говорила Палома Пикассо, в черных легинсах от Dior, в черном свитере от Hermès, в шелковом шарфе от Паломы Пикассо, в ярко-розовом жакете от Сен-Лорана. «Я всегда смешивала все, чтобы быть одетой в саму себя». Манекенщица вытирала помаду в конце дефиле: «Так я слишком мадам!» Они хотели жить, дышать. А он?