Читаем Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний " полностью

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний "

Виолетта Владимировна Гудкова

Входит официант, за ним, одновременно, с двух сторон, Лахтин и Федотов.

Лахтин.Полпред принимает нас.

Федотов.А где же Елена Николаевна?

Лахтин.Дама.

Лакей.Села в такси и уехала.

Лахтин.Что это значит?

Федотов.Не знаю.

Лахтин.Ты что?

Федотов.Да так, неприятно все это.

Лахтин.Ты веришь ей?

Федотов.Я боюсь, она наделает глупостей.

Лахтин.Почему она скрылась? Что мы скажем полпреду?

Федотов.Ты отправляйся в полпредство, а я пойду за ней. Я думаю, что она наша, правда?

Лахтин.Если ты увидишь ее, скажи, что ерунда.

Федотов.Скажу, что ерунда.

Лахтин.Скажи, что все устроится.

Федотов.Скажу, что все устроится.

Лахтин.Скажи, что в Москву поедем вместе.

Федотов.Ладно, скажу, что вместе.

Лахтин.Скажи в ее стиле, что пролетариат великодушен.

Федотов.Скажу в ее стиле, что пролетариат великодушен.

Боголюбов берется за пальто.

Темно.

Конец.

<p>6-й эпизод</p>СЦЕНА У ТАТАРОВА

Лежит в развернувшейся упаковке серебряное платье.

Татаров.Если вы пришли только затем, чтобы возвратить платье, то вы обратились не туда, куда следовало. Здесь живу я. Госпожа Трегубова живет в другом месте. Но вы узнавали мой адрес, следовательно, вы хотели меня видеть. Теперь вы молчите. Не понимаю. Вы обижены на меня?

Леля молчит.

А я думаю, что вы должны быть благодарны мне. Тем, что я украл ваш дневник, я оказал вам большую услугу.

Леля молчит.

Советский режим недолговечен. Его уничтожит война, которая разразится не сегодня завтра. Образуется правительство научной, технической и гуманитарной интеллигенции. Ни для кого не секрет, что начнутся репрессии. Преследования коммунистов и тех, кто им служил наиболее рьяно. Ну, что ж. Возмездие. Конечно, новая власть проявит великодушие. Но на первых порах — военная диктатура. Маршал, который вступит в Москву, будет действовать сурово — как русский патриот, как солдат. Тут ничего не поделаешь. Гуманисты в белых жилетах потупят на некоторое время взоры. И вот, представьте себе… если бы не случилось того, что случилось, если бы дневник ваш остался при вас, — скажем, вы вернулись бы обратно в Москву и продолжали бы притворяться большевичкой… И вот произошел бы переворот. Тогда в один прекрасный день, на рассвете, вас привели бы в комендатуру в числе прочих… Тут уже поздно было бы доказывать и разбираться в дневниках. Вас бы расстреляли, как любую чекистку. Ведь так?

Леля молчит.

Теперь вы чисты. Ваш дневник напечатан. Его читают Милюков [360], генерал Лукомский, русские финансисты, помещики и, главное, та молодежь, которая мечтает, ворвавшись в Россию, отомстить (жестоко)за своих расстрелянных отцов и братьев, за молодость свою, не видевшую родины. Они читают вашу исповедь и думают: она была в плену, ее мучили, ее вынуждали служить власти, которую она ненавидела. Она была душою с нами. Следовательно, я помог вам оправдаться перед теми, кто будет устанавливать порядок в России.

Леля молчит.

Ведь это ясно: где-то в подсознании вашем жила вечная тревога (запер дверь),мысль об ответственности… за кровь, которую при вашем молчаливом согласии проливали большевики. Теперь вам бояться нечего. Я был врачом вашею страха.

Леля молчит.

А теперь вы можете быть спокойны. Родина простит вас. И вознаградит. Недолго ждать. У вас будет особняк, автомобили, яхта. В серебряном платье вы будете блистать на балах. Мы встретимся (подходит к Леле).Я стану во главе большой газеты. Я приеду к вам в театр, неся розы в папиросной бумаге; мы посмотрим друг другу в глаза, и вы очень крепко пожмете мне руку.

Леля.Стань к стенке, сволочь.

Она резко встает. В руке у нее браунинг.

Татаров бросается на нее. Происходит борьба.

Леля роняет браунинг.

Из-за занавески выходит спавший до того Кизеветтер.

Он поднимает браунинг.

Леля в растерзанной одежде лежит, брошенная на диван.

Тишина. Кизеветтер с браунингом.

Татаров.Отдай револьвер.

Кизеветтер молчит. Пауза.

Я говорю: отдай револьвер.

Леля движется.