Юность Пушкина

— Послушался Иванушка, не стал пить. А жар-то пуще донимает, совсем невмоготу терпеть. Идут, идут, пришли на лужок. Видят — речка журчит, и козочки бегают, травку щиплют. «Ах, сестрица, — говорит Иванушка, — ужасть, как пить хочется!» — «Не пей, — отвечает Аленушка, — а то будешь козленочек. Потерпи, светик, до колодца». Не послушался на этот раз Иванушка. Вырвался от сестрицы, попил из речки и сделался козленочек. Прыгает перед Аленушкой и кричит: «Ме-ке-ке! Ме-ке-ке!»

Няня так смешно передразнила козленочка, что Александр расхохотался. Громкий смех чуть не разбудил пятилетнего Левушку. Под кисейным пологом на соседней кроватке послышалось беспокойное кряхтенье. Но Левушка имел обыкновение спать крепко; он поворочался немного и скоро затих.

Няня рассердилась:

— Смотри, рассказывать не стану! Экой неуимчивый, прости господи!

— Не буду, мамушка, право, не буду! — шаловливо зашептал Александр. — Ну, мамушка, милая!

Няня прислушалась к ровному посапыванию Левушки и, успокоившись, стала рассказывать дальше.

Вспыхивает и мигает перед образом глиняный ночник. По комнате ходят тени.

Двурогая тень от торчащих узлов косынки на няниной голове качается под самым потолком, точно рога козленочка.

Около комода письменный стол. Здесь Александр готовит уроки. Над столом полка книг. Она очень обогатилась сегодня. Томик Флориана,[17] сказки Гамильтона,[18] греческая мифология во французском издании с картинками — все это он получил сегодня в подарок. Прежде книги стояли кое-как, криво и косо, теперь стоят прямо, тесным рядом.

Тетушка Елизавета Львовна подарила еще нравоучительный роман m-me Жанлис[19] «Адель и Теодор», но Александр, перелистав его, не поставил на полку, а сунул в комод, в нижний ящик.

Александр смотрит на тени, двигающиеся по стене, и слушает сказку. Он затвердил в ней почти каждое слово, но готов слушать еще и еще. Его убаюкивает певучий голос няни, а в голове шевелятся при этом какие-то неясные и приятные мысли.

Няня рассказывает, как встретил Аленушку царь и пленился ее красотой, как он женился на ней и как хорошо было с ней козленочку в царском дворце — как она баловала и ласкала его. «Аленушка» — как ласково няня выговаривает это имя! Будто самим голосом хочет показать, какая она милая, добрая и простая. Вот она гуляет в царском саду, отдыхает в прохладном гроте, взбегает на башенку, чтобы полюбоваться окрестностями. Это уже не Аленушка, а Психея из Лафонтена[20] или Душенька Богдановича.[21] Лицо совсем русское, как у простой деревенской девушки, и волосы заплетены по-деревенски толстой косой. А глаза серые, большие, как у Сонечки.

Все знакомо в сказке, все мило — даже печальное, потому что наперед известно, что все кончится хорошо. Колдунья заманила Аленушку к речке, навесила камень на шею и пустила на дно. Утонула Аленушка. И приуныло все в царском саду: завяли цветы, поникли деревья и птички приумолкли — все улетели куда-то. А колдунья оборотилась царицей и поселилась во дворце вместо Аленушки, так что царь ничего и не заметил — удивляется только, отчего это его царица стала такая неласковая: никогда козленочка не приголубит, колотит его, прочь от себя гонит, говорит, что несет от него козлятиной. Порешила наконец колдунья извести козленочка — хочет его зарезать.

Побежал козленочек на речку, зовет сестрицу жалобным голосом:

Аленушка, голубушка.
Ты выплынь, выплынь к бережку!
Котлы кипят кипучие,
Огни горят горючие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!

Няня напевает, а в лад песенке под потолком печально кивают рога козленочка.

Но вот и счастливая развязка. Зовет козленочек сестрицу раз, другой, а на третий раз она и выплыла наверх с камнем на шее. Увидел это царь, снял камень и повел ее обратно во дворец. А в саду и птички поют, и все опять зацвело и зазеленело. Царь царицу свою обнимает, козленочек вокруг них скачет. Радость такая, что и сказать нельзя! А колдунья померла со злости. И только она померла, как козленочек превратился снова в Иванушку.

— Видать, от нее и все колдовство было, — проговорила няня.

Она быстро досказала сказку: высватали Иванушке царевну из соседнего царства, свадьбу учинили, и такой веселый пир пошел, какого с начала мира не было.

— И я там была, — закончила няня, складывая работу и втыкая спицы в шерсть, — мед, пиво пила, по губам текло, да вот, жаль, в рот не попало. — Она тяжело поднялась с табурета. — Ну спи, Христос с тобою, — сказала она. И перекрестила Александра, приговаривая: — Спи, глазок, спи, другой. О хорошем думай — сон хороший увидишь.

Прикрутив огонек в ночнике, она вышла и притворила за собою дверь.

Ее шаги послышались в коридоре, потом смолкли. Она, должно быть, пошла к себе в чулан, рядом с Оленькиной спальней.

Александр повернулся на бок, лицом к окну, белевшему сквозь занавеску, и подложил кулак под щеку.