Юность Пушкина

Читал он, по-видимому, очень внимательно, так как вернул рукопись только месяца через три, да и то после неоднократных вежливых напоминаний monsieur Русло. Мнения своего он, однако, не выразил. Когда же заметил устремленный на него нетерпеливый, вопросительный взгляд автора, то произнес, поджимая губы:

— Да, это поэма… поэма… в самом деле очень глубокая поэма…

А Надежде Осиповне признался потом по секрету:

— Знаешь, моя дорогая, я не в силах был прочесть. Удивительно скучно! Воспитатель он, должно быть, превосходный, а поэт плохой.

Русло очень скоро проведал, что Александр тоже занимается стихотворством. Это ему отчего-то не понравилось. Казалось, его самолюбие было задето совместничеством мальчика.

— Ваш сын пишет стихи, — сказал он однажды Надежде Осиповне с кислой миной. — Боюсь, как бы это не помешало его урокам. И может ли мальчик его лет возвыситься до истинного понимания поэзии?

И он пустился в длинные рассуждения о том, что нет поэзии без религии и нравственности, что прежде всего необходимо воспитание ума и сердца и что предметом поэзии может быть только одно «высокое», «le sublime».

Ему очень хотелось знать, что за стихи сочиняет Александр, но тот упорно скрывал от его любопытства свои поэтические упражнения. Входя в комнату, monsieur Русло не раз заставал Александра в раздумье, с пером в руках.

Заметив гувернера, мальчик проворно прятал что-то в стол или в книгу.

— Что вы там прячете? — спрашивал Русло.

— О, пустяки, — смущенно отвечал Александр.

— Вы пишете стихи? — говорил гувернер, смотря на него пронзительным взглядом.

— Нисколько. Я делаю латинский урок, — возразил тот.

Русло разражался тогда целой проповедью. Он доказывал, что поэзия не забава, не праздное развлечение, что самонадеянность губит самые лучшие дарования и что нет ничего полезнее юному стихотворцу, как советы опытного наставника, особенно если это человек с просвещенным вкусом, уже отличившийся своими трудами на поприще словесности.

Александр слушал, чему-то про себя улыбался и думал: а не поместить ли в свою поэму какого-нибудь забавного педанта? Это было бы очень кстати при дворе короля Дагобера.[45]

Александр в это время писал большую поэму. Героем ее был карлик короля Дагобера Толи, влюбленный в прекрасную карлицу Нитуш. У него соперник, тоже карлик, коварный Матюрен, который клевещет на него, стараясь его очернить в глазах возлюбленной. Толи вызывает клеветника на единоборство. Собирается весь двор. На балконе под балдахином восседает сам король Дагобер — тот самый, о котором поется в святочной песенке:

Le bon roi Dagobert,
Qui a mis sa culotte à l’envers…[46]

Рядом с королем — его покровитель, святой Илья, с венчиком на макушке. У ног короля красавица Нитуш, с трепетом взирающая на арену. «У тебя штаны наизнанку», — говорит королю святой Илья. «Сам вижу, — отвечает король, — но это все равно». — «У тебя мантия в дырьях», — говорит святой Илья. «Давай мне свою», — отвечает король. На этом обрывалась пятая песнь поэмы, которая, как «Генриада»[47] у Вольтера, называлась по имени главного героя «Толиада». И вот тут, на самом интересном месте, Александра постигла беда.

Кончился урок закона божьего, и отец Беликов, преподававший также и арифметику, приступил к делению дробей. Было чудесное зимнее утро с голубым небом и искрящимся снегом. Трещала затопленная печь. Луч солнца прорезывал классную комнату и задевал с краю тетрадь. Александр любил этот зимний желтый блеск. В такое утро не писать было невозможно. И он писал — писал без помарок, прямо в беловую тетрадь, не обращая внимания на арифметические выкладки отца Беликова, не думая ни о чем, забыв все на свете. Рука не поспевала писать.

В шестой песне надо было изобразить самое сражение карликов. Выходило очень смешно. Противники выезжают на арену с опущенными забралами, в латах, с копьями и мечами, но не на конях, как полагается рыцарям, а на ослах. Хитрый Матюрен бросает в Толи горсть табаку. Табак сквозь щели забрала попадает ему прямо в нос. Толи чихает на всю окрестность, да так, что сам Дагобер еле удержался на троне, а Матюрен свалился со своего осла. Взбешенный Толи, соскочив на землю, срывает с поверженного врага шлем с забралом, награждает его оплеухой, а затем принимается таскать за волосы… Прекрасная Нитуш рукоплещет, приветствуя победителя. Но Толи уже ничего не видит и не слышит. Схватив за волосы Матюрена, он влачит его по арене…

Отец Беликов стучал мелом по доске, зачеркивал, стирал что-то и не замечал, что делается позади него. Оленька аккуратно, как всегда, записывала объяснения учителя. А мисс Бэли, сидевшая у окна, давно уже пристально наблюдала за Александром. Как только отец Беликов, задав урок на следующий раз, удалился из классной комнаты, она решительным шагом подошла к Александру и, прежде чем он успел опомниться, вырвала у него тетрадь.

В эту минуту в дверях показался гувернер.