Меня задевает, что, скорее всего, он все слышал. И после сказанного интересуется лишь ранами. Было бы не так грустно, если бы он их не видел ранее. Его запоздалая забота заставляет меня ответить ему с нескрытой враждебностью.
— Твой человек напал на меня. Ты наверняка нашел ее труп в лесу.
Он молчит. Я уже задумываюсь о бесперспективности беседы и собираюсь покинуть палату, когда вдруг раздается очередное хрипение:
— Палец…
Глаза на влажном месте. Мне становится невыносимо горько от того, что я отвечаю на его вопросы так сухо; и после этого должна буду уйти, и забыть о нем.
— Один сукин сын отрезал его.
Воцаряется мертвое молчание.
— Прости… — последнее, что он произносит перед моим уходом.
Меня уже поставили на уши новостью, что когда отец очухается, сразу же попадет в специально заготовленную камеру в подвале. И только через одиночную решетку, торчащую из фундамента, будет пробиваться хоть какой-то солнечный свет. Я могу навещать отца. Но не хочу. Поэтому я решила перебраться в Святилище. Клэр не захотела оставлять меня одну и попросила взять ее с собой. Я была не против. Мы с Клэр уже собрали вещи, которых у нас не так уж и много.
Спасителям после ликвидации диктаторского режима нужна твердая рука, чтобы восстановить общину. И я этим уже успешно занялась, начав процесс с того, что поставила всех Спасителей перед фактом сразу после свержения моего отца. Я буду новым лидером, и тех, кого новый порядок не устраивает, пожалеют об этом тотчас. Рик стал за меня горой и сказал, что верит в меня.
«Из тебя получится хорошая юная Спасительница. Я верю, что ты действительно будешь помогать и спасать людей».
Стоит мне только закрыть дверь, как меня чуть не сбивает с ног Клэр. Дэрил быстрым шагом подходит ко мне и треплет волосы. Он не так часто улыбается, особенно в открытую, но когда он это делает, я не могу не ответить тем же. Мы обмениваемся улыбками, после чего Диксон так же обнимает меня. Касания обжигающе холодные: вопреки теплу, которое они дарят, сцена с папой не дает мне покоя. Из-за стресса я зябну и покрываюсь мурашками. Клэр прижимается ко мне только сильнее, как пытаясь согреть, и я сквозь слезы выдавливаю улыбку пошире. Наконец-то, после всего, я чувствую себя счастливой.
Может, отца у меня больше нет, но у меня есть эти люди.
***
Пристань обливается последними лучами солнца на закате. Мои ноги омывает прохладная речная вода, иногда ударяющая выше икр волнами. Ветер содрогает реку, листву деревьев подле берега, мои волосы. Я умиротворенно смотрю куда-то перед собой, даже когда по руку от меня появляется чей-то силуэт.
Он садится рядом со мной, окунает стопы в воду и сначала тушуется от ее температуры. Я посмеиваюсь, поднимая глаза к розоватому небу, обволакивая потихоньку уходящие из виду тучки в какой-то мере лиричным взглядом.
— Это облако похоже на морду собаки. Нет, подожди, уже не похоже. Скорее, на какую-то ракушку.
Карл продолжает высматривать в небе таинственные фигуры, которые я вижу.
— Больше похоже на тортилью.
— Погоди, это ромашка!
Карл поворачивается в мою сторону с видом ворчливого взрослого, не понимающего, каким образом я увидела в сгустке конденсированного водяного пара цветок. В эту же секунду меня снедает чувство сожаления: зря я, наверное, это выдала. Теперь буду казаться чудачкой.
Но Карл мгновенно входит в раж и подыгрывает:
— Ладно, твоя взяла. Ромашка так ромашка.
В голове всплывает не лучшее воспоминание: Молли очень любила ромашки. Почему-то меня обуревает невероятное желание произнести это вслух. Я добавляю, что моими любимыми цветами всегда были фиалки, потому что я с детства обожала фиолетовый цвет. Карл не отрывает глаз от воды, пока придумывает очередную едкость, и судя по тому, как долго он размышляет, он формулирует сложное и длинное предложение. И все, чтобы выдать что-то наподобие: «Любить цветы за совокупность факторов, учитывая вид их лепестков, цвета и тому подобное? Нет уж. Любить цветы исключительно из-за того, что они фиолетового цвета? В этом вся ты, дурында».
Невозмутимо закатываю глаза, намеренно показывая, что своим сарказмом он меня не задел. Но в глубине души я очень рада, что он пошутил. Я скучаю по его подколам.
— Мне давно было интересно узнать, какие у тебя любимые цветы. Лилии?
Пожимает плечами.
— Не знаю. Все цветы красивые.
— У твоего дома была рассада лилий, вот я и подумала, что ты их очень любишь. Каждый день посещаю твою могилу, цветы начинают засыхать, и я задумалась, а может мне посадить что-то? Подарить жизнь чему-то новому. В конце концов, живые цветы лучше мертвых, правда?
Карл ничего не отвечает. Что меня почему-то не смущает. Я ожидала продолжительного молчания после риторического вопроса. По правде говоря, каждая реплика Карла заранее известна мне. Как и его следующий вопрос.
— Как долго это будет продолжаться?
— Ты о чем? — уточняю я, не потому что не поняла, к чему он клонит; скорее, чтобы придать хоть какого-то маломальского реализма диалогу. Сама уже схожу с ума от предсказуемости происходящего, так, может, после внепланового вопроса что-то немного изменится.