Юмористические рассказы

Такая чудовищно нелепая, анекдотическая история произошла у нас на одном предприятии — на трикотажной фирме «Лада», что людям рассказать — не поверят. И мы бы засомневались, не поведай нам ее лично один из героев, вернее, из пострадавших лиц — глава названной фирмы Проскурин Тимофей Федорович.

А дело было так. Уже после окончания рабочего дня, приерно в половине седьмого, сидел Тимофей Федорович у себя в кабинете. Один. И туг к нему зашел вахтер Михеич — многолетний работник фирмы, седенький такой старичок, маленький прямой, аккуратный, всегда ходивший на службу при галстуке. Вошел, сдержанно кашлянул у дверей, спросил:

— Сидишь, Тимофеи Федорович?

— Сижу, Михеич, — развел руками Проскурин. — Куда деваться-то, дела.

— А то пошли в кино.

— Куда?! — растерялся Проскурин.

— В кино, — повторил Михеич. — У меня вот билет лишний образовался. Хотел, понимаешь, со старухой, а она на даче осталась. Передала через соседку: не жди, мол, заночую.

У Михеича была дача. Не такая, конечно, как, допустим, у Тимофея Федоровича, двухэтажная, на каменном фундаменте, с верандой и с камином, а попроще. У него имелся мичуринский участок и домик — сараюшка на десять квадратов, летнего, как говорится, типа. Но, если не сырая погода, можно было и заночевать.

Директор развеселился:

— И ты, значит, предлагаешь на пару? Как же это мы с тобой: возьмемся под ручку — и алё?

— Зачем под ручку. Можно и так.

— Культпоход вроде?

— Во-во! — подхватил Михеич. — Он самый. Мероприятие культурное.

— Нет, Михеич, — сказал директор, посерьезнев. — Ты пригласи кого другого.

— Да что другие-то! — Михеич даже загорячился. — Что другие! Они и сами сходят. А ты, гляжу, зеленый уже стал. Сидишь и сидишь — смолишь и смолишь. Вон из пепельницы-то на тракторном прицепе вывозить надо. Пошли, Тимофей Федорович. Ей-богу. Развеешься маленько. Работу — её век не переделать.

Это директора тронуло. Он вдруг подумал: «А ведь правда. Когда я последний раз в кино был? Или в театре?.. Так, в телевизор — одним глазом. Да и то больше футбол. Что за жизнь такая пошла? Раньше как-то на все хватало: и па стадион успевал, и в бильярдную, и на рыбалку, и в театр тот же. А теперь? Уж, кажется, все увлечения поотсекал, все страсти себе запретил — времени же меньше и меньше. Только на суету и хватает, И не старый еще вроде — каких-то сорок с хвостиком. Ну, положим, хвостик изрядный, а все же…»

— А, пошли! — ударил он ладонью по столу. — Хороший, говоришь, фильм?

— Американский! — обрадовался Михеич. — Название не запомнил — длинное, по племянник забегал — шибко хвалил.

Тимофей Федорович отпустил шофера — и они пошли. Дорогой Проскурин нет-нет да и крутил головой И хмыкал: дескать, черт-те что… и сбоку бантик.

— Что, Тимофей Федорович, — спросил, посмеиваясь, Михеич. — Неудобно, считаешь, с вахтером в кино?

— Да не в этом дело. При чем тут вахтер — не вахтер. — Проскурин даже слегка приобнял Михеича за плечи. С высоты своего роста. Чтобы тот не думал, будто он чинится. — О жизни думаю. Как она поворачивается. — Его потянуло на лирику, на игривость. — Да-а… Были когда-то молодыми, ходили в кино… тайком от жен. А, Михеич?.. С длинноногими девушками. Цветы дарили. А теперь вот шагаем с тобой… парочка — гусь да гагарочка. Чудно. Ты, небось, раньше-то подыскал бы себе какую-нибудь в подобной ситуации? Тоже, поди, не промах был? Ты у нас еще и сейчас вон какой бравый.

— Нно! — расправил плечи Михеич. Сделал он это, впрочем, больше из мужской солидарности. Чтобы подыграть директорскому настроению. У Михеича никогда не было длинноногих девушек. Имелась, правда, в давнее время одна тайная краля. Однако в кино они с нею не ходили — другие местечки выбирали. Тем не менее, Михеич лихо сказал: «Н-но!» — и подбородок вздернул: дескать, о чем разговор — давали раскрутки!

…Фильм Тимофею Федоровичу понравился. Назывался он «Моя дорогая Клементина», был действительно американский, всего в нем хватало: и стрельбы, и погони, и красивых женщин, и красивого же битья по морде — самый для отдыха фильм. Молодец Михеич — и точку угадал. Проскурину после такой разрядки не захотелось сразу домой, и он сказал:

— Что, Михеич, гулять так гулять. Тем более — ты сегодня холостой.

Он повел Михеича в кафетерий, который сам, случаюсь, изредка навещал, я заказал по сто граммов коньяку. Михеич принял коньяк уважительно: выпил, держась прямее обычного, осторожно взял директорскую сигаретку. Но, затянувшись пару разочков, потушил ее и заторопился домой. Заметил, что глаза у Тимофея Федоровича сделались пустыми (о своем задумался человек), понял: разговора у них дальше не будет — пора и честь знать.