Исцеляющая

Ему искренне казалось, что одного-единственного чуда всем хватит, а они получат достаточно славы, чтобы свести концы с концами. Что там, деньги потекут рекой! И хотя открыто он о деньгах не упоминал, этого и не требовалось. Кармен прекрасно знала, что им движет: страх нищеты в сочетании с идеей, что одно трудное испытание избавит их от тягот и необходимости жить одной жизнью, мечтая о другой. «Один-единственный разок», – повторял Мейкон как спасительную мантру.

Но что бы они ни планировали, решение оставалось за Эйвой.

– Поверить не могу, что на это пошел, – сказал теперь Мейкон дочери.

Их посадили рядом на металлические стулья, а вокруг суетились дьяконы и помощники из паствы Преподобного. Большинство их старалось держаться на расстоянии, словно Мейкон с Эйвой были кинозвездами, а остальные приличия ради делали вид, что их не узнают.

– Все будет нормально, пап, – отозвалась Эйва, беря отца за руку.

– Много ты понимаешь. – Мейкону хотелось обратить все в шутку, сделать вид, что он-то все прекрасно понимает и просто поддразнивает дочь, но голос прозвучал совсем невесело.

– Куда уж мне, – в тон ответила Эйва, обнаружив то самое чувство юмора, которое потерял Мейкон. Они улыбнулись, держась за руки. И тут подбежал какой-то тип.

– Мы готовы, – сказал он.

Их время наедине внезапно подошло к концу, хотя ни отец, ни дочь об этом еще не знали.

Проповедь Преподобного Брауна длилась уже два часа, когда к собравшимся вывели наконец Эйву. Темой проповеди была «Воля к вере». Преподобный стоял на сцене, позади него – хор и дьяконы, сверху глядело сумеречное небо. Браун был одет в костюм, сидевший на нем как влитой. Вечерний воздух был довольно свеж, но Преподобный поминутно вытаскивал из кармана платок, чтобы утереть пот. Паства давно уже не видела таким своего вождя: он весь лучился энтузиазмом и энергией.

Когда время пришло, Преподобный снял пиджак и передал его одному из помощников.

– А теперь, – торжественно провозгласил он, – мы с вами станем свидетелями чуда.

В задних рядах произошло какое-то волнение, все собравшиеся разом повернули головы. Помощники вели по проходу молодую пару, мужа и жену, между которыми шел мальчик. Его тонкие темные волосы резко контрастировали с бледным лицом, под глазами чернели круги. Мальчик передвигался тяжело, болезнь дамокловым мечом висела над ним всю его коротенькую жизнь.

– Как давно болеет ваш сын? – спросил Преподобный Браун и протянул микрофон отцу семейства.

– С самого рождения, – ответил тот.

– А что говорят врачи?

– Что нельзя терять надежду. Но они твердят это постоянно, а улучшений никаких нет.

Преподобный Браун нарочито медленно, словно показывая свою старческую немощь и усталость от проповеди, присел на корточки напротив ребенка.

– Как твое имя, дитя мое?

– Эндрю. Эндрю Уильямс.

– Сколько тебе лет?

– Восемь.

– Восемь лет, – с дрожью в голосе повторил Преподобный. – Восемь лет мучительных страданий…

– Да, сэр.

– Как это ужасно. Иди же ко мне, дитя.

Преподобный наклонился, подхватил ребенка и, держа его на руках, повернулся к кулисам, из-за которых как раз появился Мейкон, ведя за руку Эйву. Она сжала ладонь отца и взглянула на него.

– Наверное, мне не следовало обещать, что я это сделаю, – сказала она, но Мейкон уже тащил ее вперед, навстречу толпе.

Народ затаил дыхание. В наступившей тишине слышалось только шарканье ног, да хлопал полог шатра на ветру. Дьяконы темно-синей стеной стояли в проходе, отгораживая скамьи, – на случай, если кому из прихожан взбредет в голову броситься к Эйве.

У самой сцены Эйва услышала, как кто-то позвал ее по имени. Приглядевшись, она увидела Уоша в черном костюмчике, белой сорочке и черном галстуке. Он казался еще более высоким и тощим, чем всегда, только обычно всклокоченные волосы были тщательно расчесаны. Уош застенчиво помахал рукой, и она махнула в ответ.

Рядом с ним сидела Бренда в своем лучшем воскресном платье. Ее волосы были распущены. Она выглядела очень величественно, а свойственный ей налет суровости придавал сходство с королевой в изгнании. Там же оказалась и Кармен в каком-то свободном балахоне. Мачеха машинально поглаживала живот. Встретившись взглядом с Эйвой, она кивнула и произнесла одними губами: «Все будет хорошо».

Эйва поискала глазами Тома, но того не было, что и неудивительно. В принципе, ее интересовал только Уош. Несмотря на то, что она знала о его болезни, в то время как сам мальчик ничего не подозревал, его присутствие придало ей смелости и силы.

– Все будет хорошо, – немного испуганным голосом повторил Мейкон и подпихнул дочь вперед.

Та, оказывается, сама того не замечая, остановилась, заглядевшись на Уоша.

– Она здесь, братья и сестры! – громогласно провозгласил Преподобный Браун.

Его голос задрожал, на лице появилось сложное выражение: сочетание боли, тоски, удивления и надежды.

– Иди же сюда, дитя, – сказал он Эйве.