Исцели меня

Я вспоминаю его добрую улыбку и как он беззаботно пел за рулем только для меня. Он просил стать его, из глубины души шел вопль: «Да, да, да…» – и ударялся о сомкнутые губы, растворяясь в немом ответе. Жестокое небо, я оплакиваю то, чего никогда не пробовала, чем не смогла насладиться.

Жертва… «Чем глубже чувства, тем ценнее они становятся». Теперь я понимаю женщин, которые теряют любимых, – это очень больно. Любовь порождает ревность, я понимаю, предательство любви – это так же больно, как и лишиться ее. Раньше я смотрела в человеческие души, но не чувствовала, как они страдают, когда теряют любовь. Все человеческие отношения, компромиссы, терпимость, доверие держатся на хрупкой тонкой связующей материи – любви. Ее достаточно почувствовать один раз, чтобы остальные ценности отошли на второй план, а без нее мир теряет краски. Боже, я больна!»

Я свернулась в комочек, поджав ноги к животу, и предаюсь воспоминаниям и продолжаю мучить. Все вокруг кажется пустым и безжизненным.

– Я тебя люблю… зачем ты появился? Зачем? – стону я, сдерживая слезы. Грудь сдавило болью, а в сердце пустота, поток слез, как муссонный дождь[2], хлещет по щекам, стекая по подбородку.

«Нельзя думать о тебе, я сильна…» – уговариваю себя и, не сдерживая голоса, я заревела навзрыд. Боль в сто раз сильнее той боли, которую я переживаю каждый день.

Дверь скрипнула, я затаилась. По легким шагам я поняла, что в комнату вошла мама. Наверно, мои стоны оказались не такими тихими, как я думала.

– Настя… – садится она на кровать и стягивает с меня одеяло, обнажая мое искусственное убежище страданий. – Чем тебе помочь? Что мы с папой можем сделать?

– Мамочка, – поднимаюсь я, и припадаю ей на шею, – мамочка, помоги. Как мне пережить это? Ты же психолог, помоги мне… Мамочка, мне так нужен он.

Мама поглаживает меня по спине. В ее ласковых материнских объятиях я хочу ощутить спокойствие и поддержку. Она рыдает вместе со мной, значит, дела обстоят плохо. В комнату зашел отец. Глубоко вздохнув, он покачал головой и прошел к нам. От его серьезности и крепости духа на его лице не дрогнул ни единый мускул, лишь печальные глаза выдают, что он сильно переживает за своих девочек. Как большая стена, нависая над нами, он обнимает нас обеих. Я стараюсь успокоиться и унять дрожь в теле.

– Настя, может, поговорить с Александром? – спросил папа.

– Нет, – вздрогнула я, отпуская маму, сажусь на кровать, чтобы видеть обоих родителей.

– Расскажи, что у тебя произошло? Он тебя обидел? – продолжает спрашивать папа. В его лице озабоченность.

– Я все вчера сказала.

– Ты нам отвечала «нет» и «да», ничего конкретного, мы не можем понять почему эти слезы? – мягко спрашивает мама.

Родители переглянулись, стало понятно, что они, как две половинки, слились в единое целое для преодоления острой проблемы. Как прекрасно, что они есть друг у друга. В лице мамы искренняя тревога, папа нежно держит ее за плечи. В любой беде они всегда едины – мой эталон идеальной семьи.

– Скажите, вы любите друг друга?

– Конечно, – оторопела мама, папа кивнул в ответ.

– А если вы на секунду представите, что вы лишились друг друга? – я сделала паузу. Они озадаченно переглянулись.

– Что ты этим хочешь сказать? – задумчиво спросила мама.

– Вчера я впервые почувствовала себя нормальным человеком. Я забыла, что такое боль и страдание. У нас так просто складывалось общение, как будто я давно его знаю. Я думала, что если пообщаюсь с ним, то станет все проще, но все стало гораздо сложнее и запутанней. Несмотря на то, что его мысли скрыты от меня, я чувствую его искренность, и от этого мне еще тяжелее.

Мою речь прервали слезы. Родители молчат, потому что понимают, что они бессильны перед моей бедой. Я выдохнула, собираясь с мыслями.

– Я ничего подобного не чувствовала, он мне так нужен… – от стыда своего признания я опускаю взгляд на пальцы, которые в нервной дрожи пощипывают и покручивают край одеяла.

– Тебя тянет к нему, потому что это ново для тебя, но отношения с ним могут лишить тебя дара. Грубое, конечно, сравнение, но все это подобно детскому капризу, когда ребенок увидел яркую красивую игрушку и кричит, топает ногами, плачет и хочет с ней поиграть, – заботливо говорит мама и ласково гладит меня по волосам. Ее слова осушили мои слезы. Я увернулась от ее прикосновений и посмотрела в окно.

– А что, если он окажется ловеласом, подружит с тобой и бросит? Ты ведь ничего не знаешь о мире, сколько судеб ломаются из-за любви, – продолжает назидание она, так похожее на мораль отца Александра.

– Это я ничего о жизни не знаю? – усмехнулась я. – Хочу прогуляться… – выдавила я с обидой.

Ее сравнения были для меня как пощечина, неужели капризный ребенок испытывает столько же боли? Неужели я так мало знаю о жизни, пропуская через себя чужие судьбы?

– Солнышко, но ведь сейчас раннее утро, – тревожится мама.

– Пусть идет, – настаивает отец.

– Я разберусь во всем, – произнесла я, утешая их. Стараясь не смотреть в их глаза, я выхожу из комнаты.