Наверное, Чабрецов более всего горевал по этой квартире — появись Степанов на несколько дней позже и не видать ему этой хатки, как своих ушей. Метался бы по гостиницам, а потом получил какую-нибудь похуже и остался доволен. Пора подумать о мебели, но это потом, когда уедет шеф. Степанов глянул на часы — 13, пора пообедать, в управлении была неплохая столовая, и он решил не возить директора никуда.
Обедали молча. Степанов рассуждал про себя — чем занять директора до 17 часов, когда назначена встреча с Михайловым. «Может предложить ему осмотреть город или чем-то развлечь другим»? Ничего путного не приходило в голову, и Степанов налегал на обед, создавая, по крайней мере, видимость занятости.
Михайлов не согласился поехать в здание управления, посчитал, что ему ни к чему там светиться, да и клиники они не видели. Соломин не возражал против поездки в клинику, он вообще поражал Степанова последние два дня своей покладистостью, удивил и сейчас:
— Я, пожалуй, поеду в гостиницу, пришлешь за мной машину, встретимся ровно в пять у Михайлова. Не хочу тебе мешать — осваивайся, знакомься с подчиненными, без меня лучше получится, не станут сотрудники стесняться. И не возражай.
Возражать Степанов не хотел, проводив директора, поднялся к себе и по-хозяйски оглядел кабинет. Большой директорский стол, отдельно стоявший стол для проведения совещаний, слева стенка, сделанная на заказ, справа три больших окна, выходящих во двор здания. Слева за спиной незаметная дверь в комнату отдыха, там — мягкий кожаный уголок, холодильник, телевизор, санузел и душевая. «Весьма неплохо», — тихонько произнес Степанов. Ему захотелось ополоснуться, но он вернулся на рабочее место вникать в будни управления.
За полчаса до 17 часов он подъехал к гостинице, забрал директора и они тронулись.
— К Михайлову, — коротко бросил Степанов.
Соломин обратил внимание, что водитель не переспросил, куда ехать, словно эта фамилия была одна в городе.
— А что, он действительно такой известный, ты даже не уточнил к какому Михайлову ехать? — спросил Соломин водителя.
— Еще бы, — словно удивился водитель, — клинику, остановку, площадь народ уже давно его именем зовет. Мэр непонятно почему артачится — давно пора переименовать все, наверное, к выборам козырную карту приберегает. А для народа это уже давно, как Москва, Кремль, так и Н-ск, Михайлов. Магазины, школы, парикмахерские, аптеки, — продолжал водитель, — любые точки или объекты, самые близкие к клинике, называют михайловскими. Например, стоит ряд павильонов, самый близкий — михайловский, где пиво брал — в михайловском.
«Интересно, — подумал Соломин, — ишь ты с чем сравнил — Москва, Кремль! — он улыбнулся. — А с какой гордостью говорил об этом… Уважают земляки Михайлова», — он вспомнил парижскую запись. — С виду обычный мужик, ничего особенного… Зауважаешь, если он здесь многих людей с того света вытащил, а сколько у этих больных друзей и знакомых. Интересно сколько»?
Соломин занялся подсчетами, по его данным выходило не менее 14000 тяжелейших больных без родственников, друзей и знакомых. «А его лекарства скольких спасли, — продолжал рассуждать Соломин, — эту тьму разве подсчитаешь. Да, сильная у него позиция», — почему-то подумалось ему.
Генералы зашли в клинику, Михайлов встретил их в холле.
— Вот мы и встретились, Игорь Вениаминович, — улыбался Михайлов, пожимая им руки, — пойдемте ко мне домой.
Михайлов провел их к себе в кабинет и Соломин подумал, что кабинет он называет домом, многие ученые «страдают» небольшими странностями. Но Михайлов заговорил о другом:
— Из этого кабинета в мой домашний кабинет ведет подземный ход. Вы как предпочитаете, Игорь Вениаминович, чтобы я кнопку нажал или сказал Сим Сим — откройся? — засмеялся Михайлов.
— Лучше Сим Сим, — с улыбкой ответил Соломин.
— Сим Сим — откройся.
Стена отодвинулась, и Михайлов пригласил их внутрь подземного тоннеля.
— Конечно, Сим Сим здесь не причем, — уже серьезно заговорил Михайлов, — это все Маша, Борис Алексеевич наверняка рассказывал вам о ней. Она узнает мой голос, отличит его от магнитофонной записи, если возникнет необходимость, она и открывает двери, соблюдает правила прохождения через него. Про этот тоннель знают только члены моей семьи, но они не имеют доступа на проведение посторонних по тоннелю, Маша также узнает и их голос. Вы первые, кто узнал об этом скрытом тоннеле, строители, которые его строили, о нем просто забыли. Я и вас попрошу никому не рассказывать. Весьма удобно, не надо ходить по улице, здесь всегда постоянная температура +20 градусов, не страшны ни дождь, ни снег.
Соломин шел по сказочному тоннелю шириной и высотой два метра, длиной, примерно, метров 300 и иногда озирался.
— Еще чудеса будут, Николай Петрович? — спросил он.
— А это как вы захотите, Игорь Вениаминович, — он кивнул, — прошу одного — не пугаться. Ничего с вами не случится. Например, вы захватили меня, я ваш заложник и вы со мной решили проникнуть в дом. Маша может поступить следующим образом…