Истребитель

Паша невесело усмехнулся: "Знал бы прикуп… Сложно нам будет. Мало того, что враги мы, так еще и все козыри против. В Германии мы", — акцентировано уточнил он, напирая на это «мы».

"Есть, конечно, вариант. Один я в твоем теле и дня без сложностей не проживу. Или шлепнут меня, нас, твои товарищи по партии, с дорогой душой, или в дурдом определят. Но тебе от этого вовсе никакого профита не будет. А так, ежели найдем мы общий язык, глядишь, со временем, что и поменяется. Может, исчезну я, и ты вновь будешь сам по себе, дубы к крестику зарабатывать. Или еще там чего. Понимаешь?"

Пауль осторожно, почти неощутимо попытался заставить тело шевельнуться, но не сумел, и вновь затих.

"Что сказать, чудеса, конечно, и самое для меня лучшее было исчезни ты вовсе. Но, так понимаю, деваться тебе некуда, — он вдруг отвлекся и попросил: — Ты головой покрути, камрад".

Павел осмотрелся по сторонам: "Ну? Годится?"

"Опять госпиталь? Знакомое местечко. Фогеля на фронт не сослали еще?" — вовсе по-свойски спросил он.

"Тут, это… сразу хочу объяснить, — честно признался Говоров, — я во всех ваших делах как-то не очень. А если честно, вовсе не разбираюсь. Разве что язык различать стал, да кое-какие воспоминания твои проскакивают. И только".

"Понятно… — протянул немец. — Теперь понятно. Выходит, тебе без меня тоже никак?.. Значит, летчик?" — уточнил он.

"Истребитель. Капитан Красной армии, Павел Говоров. Одна тысяча девятьсот двадцатого года рождения".

"Ты смотри, надо же, и я с двадцатого. Правда, званием пониже, но должны были представление на гауптмана в ставку отправить, — удивился Пауль. — Где воевал-то?"

"Да как сказать, — Паша замялся. — Пока, в основном, отход прикрывал. Ну, в смысле отступление".

"Дикость, — голос собеседника стал едва слышен. — Словно в банке стеклянной сижу. Ни рукой шевельнуть, ничего. Слышу, вижу все, чувствую, а больше ничего. Даже язык не повернуть".

"А что ты делать собираешься?" — осторожно поинтересовался немец.

"Да ничего особенного, — ушел от правдивого ответа Говоров. — Что ты делал, то и мне придется. Вот отлежусь, думал, в больничке, а там, ежели мы с тобой договоримся, и если к полетам допустят, снова в небо. Куда мне теперь деваться? Наши меня точно не признают. В твоем-то виде. И не докажешь".

"Тут ты прав, — согласился Пауль. — Никто не поверит. Ни мне, ни тебе".

"Значит, летать, говоришь? Давай попробуем, что ли", — он вновь, словно невзначай, протянул незримую нить усилия к мышцам. Пронеслась едва приметная волна разочарования.

"А если на фронт отправят? Тогда как?" — проверяя, спросил Кранке.

"Значит, нужно, чтобы не послали, — отрезал Говоров. — Сам пойми. Я своей страной воспитан и вырос там. Не смогу".

"Ладно, может, помолчим?" — предложил немец, отгораживаясь легким облачком.

Паша не ответил и прикрыл глаза, слушая стук чужого сердца.

Попытался задремать, но тут в голове прозвучал чужой голос: "Эй, камрад, а как ты все это собирался осуществить? — произнес Пауль. — В смысле — жить? Ты ж в наших делах ни бельмеса".

Павел открыл глаза. "Не знаю, — признался он. — Разве что ты мне поможешь".

"А мне зачем?" — отозвался голос.

"Тогда буду бревном лежать, якобы контузило при падении. Сколько смогу, дурака беспамятного изображать стану. Так лучше? В психушке, среди сумасшедших".

"Нет, пожалуй. Это не выход, — рассудительно вздохнул фриц. — Слушай, ну его, так остатки рассудка потеряем. Давай лучше выпьем. Все не так погано будет".

Павел прислушался к себе: "Да где тут найти?"

"Точно не в теме, — констатировал спутник. — Одевайся и пошли, — распорядился он уже куда решительнее. — Я тут недавно лежал. Все знаю".

Натянув халат, Павел аккуратно приоткрыл двери палаты и выглянул в коридор.

"Да не трясись ты… — рассмеялся Пауль. — Мы ж не в тылу врага, мы дома, — он осекся и затих. — Хотя… я, по крайней мере".

Повинуясь кратким указаниям проводника, больной спустился по узенькой лестнице в подвал и коротко стукнул в неприметную дверку.

Ожидать долго не пришлось. Створка отворилась, и в проем высунулась круглая физиономия в белоснежном чепце. — Кого еще носит? — недовольно произнесла фрау.

Она всмотрелась в измазанное зеленкой лицо ночного гостя: — Пауль? Ты опять у нас? — голос смягчился и прозвучал почти дружески.

— Увы, дорогая фрау Марта, такая моя, видно, судьба, — неожиданно отозвался Павел, хотел замолчать, но, решив, что ничего плохого не случится, позволил Кранке продолжить диалог.

— Ну, и чего тебе не спится? — зевнула почтенная матрона. — Ага, понимаю, — она выглянула наружу. — Ладно, жди.

— Только у меня сейчас монет с собой нету, — предупредил летчик. — После занесу. Поверишь?

— Ладно, — отмахнулась хозяйка. — Знаю, что не обманешь.

Прошло с десяток секунд, и в дверь просунулась бутылка зеленоватого стекла.

— Спрячь скорее, — предупредила контрабандистка. — И помни, ты меня не знаешь.

— Как можно, — обиженно пробормотал гость, — я не враг себе. Пусть хоть гестапо пытает, не скажу.

Павел сунул пузатую посудину под халат и двинулся обратно.