Как и в конце 1917 г., в начале 1920-х гг. сохранялось положение, при котором члены СНК в значительной своей части входили в большевистский ЦК. По справедливому замечанию К. Б. Радека (18 апреля 1923 г.), «в ЦК партии сидят товарищи, которые или руководят целым рядом экономических отраслей, или стоят в ближайшей связи с этой работой. Сидит т. Рыков, сидит т. Сокольников», а также другие члены и кандидаты ЦК – такие, как «тт. Пятаков [и] Смилга»[478]. Генеральный секретарь ЦК РКП(б) И. В. Сталин, повсеместно расставляя преданные себе кадры, не мог посредством Секретариата расставлять только членов СНК и СТО РСФСР – СССР: утверждению в Политбюро ЦК РКП(б) подлежали даже кандидатуры членов коллегий наркоматов, которых выдвигали Секретариат и Оргбюро[479]. Перетасовать ленинских наркомов без согласия товарищей по Политбюро, как он это проделывал с руководителями местных партийных организаций, Сталин не мог.
Своими именами политическую подоплеку дискуссии о месте и роли Политбюро и Совета народных комиссаров в политической системе назвал партийный правдоруб В. В. Осинский, которого, неизменно критикуя, В. И. Ленин ценил за умение вникать в суть проблемы и видеть за событиями людей: «…никакими формулами […] не поможешь, и никакие конституции и писания на бумаге не помогут в смысле установления правильного разделения труда и в определении того, кто что должен делать: что принадлежит Политбюро, что Совнаркому»[480]. Следовало решить вопрос «о
К. Б. Радек на Бауманской районной конференции РКП(б) гор. Москвы 7 января 1924 г. справедливо заметил: «Когда мы в [19] 19–19] 20 гг. имели Гражданскую войну, мы милитаризовали партию, когда в [19]21–19]22 гг. не было Гражданской войны, и нищета принуждала нас, хотя в более мягкой форме, дальше держать партию в руках партаппарата»[485]. В условиях «нищеты» ни о какой самостоятельности хозяйственных органов действительно не могло быть и речи. Вместе с тем, согласно официальной статистике за этот же период, добрая половина старых большевиков находилась на работе именно в советско-хозяйственном аппарате, а не в партийном: на работе «в хозорганах» трудилось 26 % большевиков, на административно-советской – 24 % (всего – 50 % «на хозяйственной и советской работе»), на профсоюзной работе – 10 %, на партийной работе – 9 %, на военной работе – 5 %, «у станков» – и вовсе 0,7 %[486].