Он и вправду заставил ее еще раз заглянуть себе в Душу.
- Решительности мало, Егор Трифонович...
Жестев пытливо на нее посмотрел.
- Это в чем же?
- Да как же... Помните, отдали семена? Не сумела поспорить, сдалась. Едва не обездолила колхоз...
Жестев ногой разгреб опавшие листья.
- А поспорила бы - добилась?
Анна посмотрела ему в глаза.
- Нет.
- То-то и оно, а на нет и суда нет. - Помолчал и с сожалением сказал: Спорить да доказывать тоже надо умеючи. Я вот тоже чувствую иногда, а доказать не могу...
- Значит, сдаваться?
Старик отрицательно покачал головой:
- Не сдаваться, а искать. Путя искать. Лбом стену не всегда прошибешь. Искать и в большом, и в малом.
Анна не поняла Жестева.
- Может, вы считаете... - Она выговорила с трудом: - Может, я не готова?
- Да нет, почему же? - сказал Жестев. - Тебе уже пришло время идти в партию.
XXIII
Март пришел неверный, шальной, неустойчивый. То таяло все, то опять схватывало морозцем. На озерке за Мазиловом вскрылись полыньи, дня два чернели, а потом снова затянуло ледком. В колхозе достраивали новый коровник, попросторнее, потеплее, с отдельным помещением для молодняка. Мосолкина радовалась и хвасталась перед людьми, собиралась теперь прославить ферму на весь район. Все приваживала на ферму молодежь, школьников, рассчитывала завербовать кое-кого к себе на работу по окончании школы.
Перегнать телят в новое помещение собиралась она к первому марта. Но, как всегда, что-то не доделали, чего-то не успели, погнали лишь на третий день марта. За дело взялись школьники, и тут случилась беда.
Санька Тихонов и Томка Аладьина погнали телят. Годовалых телят, крепеньких таких, веселых, бойких. От старого телятника до нового не более километра. Но Саньке вздумалось погнать телят через озерко, по льду. Выгоды в том особой не было, но так интересней. Томка кричала: "Не надо, Санька, подломится..." Но где же это видано, чтоб послушался мальчишка девчонку? Нарочно погнал через озерко. "А ну..." Телята побежали по льду, и ничего перебежали. Только одна рыжая телочка струсила - свернула с тропки и угодила в полынью: ледок проломился, телку потянуло под лед. Мимо шел Жестев.
К кому же было взывать Саньке, как не к Жестеву!
- Дядя Егор! Дядя Егор... Тонет!
Но дядя Егор и без крика заметил происшествие. Спрыгнул на лед, потянулся за теленком, и лед проломился и под ним. Однако он ухватил-таки теленка, подтолкнул к берегу. Выволок теленка, выкарабкался сам.
Теленок дрожал, мокрый, перепуганный, очумелый.
- Гони ходом на ферму! - велел Жестев Саньке, а сам что было сил побежал к деревне.
Домой прибежал оледеневший, разделся кое-как, вернее, раздела его Варвара Архиповна, растерся водкой, напился чаю с малиной, забрался на печку, укутался одеялом...
- Сосну, мать. К вечеру отойду...
Однако спустя час или два его начал трясти такой озноб, что стало уже не до сна. Варвара Архиповна закутала своего Трифоновича во все одеяла, накрыла шубой. Озноб не проходил. К тому времени в деревне уже узнали о происшествия. К Жестевым начали наведываться. "Ну как? Ну что?" Принесли термометр. Температура поднялась до тридцати девяти. Собрались в совхоз за врачом. Запротестовал, разумеется, сам Жестев.
- Не надо, обойдусь. К утру пройдет...
Однако к утру Егор Трифонович уже метался в бреду.
Анна сама поехала за врачом. После того, как Анну приняли в партию, она очень сблизилась с Жестевым. Старик не пытался ее учить, не командовал ею, получилось так, что Анна сама стала заходить к нему за советами.
Жестев здорово стар, жизнь достаточно его потрепала, седьмой десяток, пора на покой. Но старик не сдавался, все еще тащил по жизни свой воз. Задыхался, а тащил. Не хватало энергии, напористости, не раз возникал вопрос о том, что пора освободить его от секретарских обязанностей, но хорошие люди уважали старика, а плохие... Плохие терпели, тем более что силенок на борьбу с ними становилось все меньше и меньше.
У Жестева началась жестокая пневмония. Анна привезла врача, из больницы прислали сестру, лекарства. Старику становилось хуже и хуже. Врач уехал только к вечеру.
Анна вернулась домой поздно. Дети спали, свекрови тоже не было слышно. Алексей сидел за столом. Потрескивал включенный репродуктор.
- Ты знаешь, Жестев очень плох, - сказала она еще с порога.
- Иди ты со своим Жестевым... - как-то странно ответил Алексей. - Ты слушай, слушай...
И вдруг из репродуктора послышались позывные... Позывные Москвы!
У Анны перехватило дыхание.
- Что - война?
- Да ты что?.. Очухайся!
И вдруг она услышала:
- Мы передаем бюллетень о состоянии здоровья Иосифа Виссарионовича Сталина...
- Сталина?!
Она точно спросила репродуктор.
Алексей смотрел на нее тяжелым взглядом.
- Ты понимаешь?.. Сталин!
Радио не выключали всю ночь. Всю ночь за окном надрывался мартовский ветер. Анна плохо спала. Встала раньше обычного. Вышла из дома. Несмотря на раннее утро, народу на улице было много. Все шли в красный уголок.