История одной судьбы

На этот раз девушки ошиблись, но разговор их донесся до ушей Анны. Удивительно, что она все видит и все слышит, хотя занята своими мыслями.

Вот и дом Жестевых. За изгородью из поломанных серых жердей топорщились обглоданные чужими козами смородиновые кусты. Зато у самого дома красовались две такие великолепные рябины, что Анна невольно запрокинула голову. Тяжелые гроздья оранжевых ягод до того празднично пламенели над окнами старей избы, что изба и все вокруг, казалось, пропитано солнцем. В этих обглоданных смородиновых кустах и пышных рябинах выражался весь характер Егора Трифоновича Жестева. Смородина на кустах не вызревала, скот не щадил ее, зато ни один мальчишка в деревне не позволил бы себе сорвать с рябин ягоды, хотя известно - Егор Трифонович не промолвит ни слова, оборви у него кто-нибудь хоть весь урожай.

А вот Анна не удержалась, потянулась, сорвала кисть, отщипнула губами ягоду. Ох, кисла! Ох, терпка! Даже скулы свело. Рано рвать, надо ждать. Рыжи ягоды, как заря. Надо ждать ноября. Он суров и багров. Будут ягоды слаще...

- Здоров!

Егор Трифонович выглядывал из окна. Он всем говорил так при встрече.

- Можно?

- Заходите, заходите... - Варвара Архиповна, жена Жестева, приветливо распахнула дверь. - Будьте гостьей.

Все в этой избе на месте. Ничего лишнего, и все на месте. Кровать за печью, скрытая ситцевой занавеской. Выскобленный добела пол. Полки с книгами, сходящиеся в углу, где раньше положено было висеть иконам. Горка красного дерева с посудой. Дешевый дубовый комод. Комод, изделие Сурожского промкомбината, приобретен недавно, а горка - реликвия революции. Егор Трифонович весьма ценил эту горку. Когда в 1917 году громили помещичьи усадьбы, мазиловские мужики поделили между собой имущество помещика Коновницына, и горка пришлась на долю Егора Трифоновича.

Он любил пошутить:

- Недаром кровь проливали, теперь есть куда чашки с блюдцами ставить...

Анна застала Жестевых за завтраком. Жили они вдвоем. Дочка их, Анна Егоровна, тезка Анны, давно выделилась, обосновалась тут же, в Мазилове, своим домом, сын работал где-то в Сибири, кажется, в Красноярске. Старики могли бы коротать век на иждивении детей, но слишком сильна привычка жить своим трудом: Варвара Архиповна до сих пор выходила на полевые работы.

Сам Егор Трифонович в партии с семнадцатого года. Пронский мужик, участник первой империалистической войны, он с фронта вернулся большевиком, боролся за Советскую власть в деревне, затем комбеды, гражданская война, продразверстка, хлебозаготовки, раскулачивание, колхозы...

Участвовал он и в Великой Отечественной войне, и снова вернулся в родное Мазилово. Продвигаться, как говорится, вверх не позволило образование, да и родные места влекли обратно к себе. Он был бессменным секретарем партийной организации колхоза, и к нему-то и прибежала сейчас Анна.

Перед Егором Трифоновичем стояли сковородка с жареной картошкой, тарелка с квашеной капустой и литровая кружка с молоком. На кружку опиралась раскрытая книга. Егор Трифонович поддевал вилкой то картофель, то капусту, но взгляд его обращен в книгу.

- Здоров, Анна Андреевна, - приветствовал ее Егор Трифонович, приглашая к столу. - Милости просим.

- Спасибо, - поблагодарила Анна. - Я по делу, Егор Трифонович.

Жестев улыбнулся:

- А ко мне не ходят без дел.

Анна молчала, а он не вызывал ее на разговор.

- Что читаете, Егор Трифонович?

- Роман. - Он не мог отвыкнуть от неправильного ударения, хотя знал, как произносится это слово. - Люблю романы. Поучительности в них много, объяснил он. - Глубже проникаешь в людей.

Варвара Архиповна участливо посмотрела на гостью.

- Может, молочка?

- Нет, нет.

Анна разомкнула сумочку, подала Жестеву бумажку.

- Вот.

Жестев закрыл книгу, отложил вилку, прочел, вскинул глаза на Анну, перечел бумажку еще раз.

- Так, так...

Варвара Архиповна полюбопытствовала:

- Жалоба какая?

Егор Трифонович не ответил, поглядел пытливо на Анну.

- Пойдемте в кабинет, поговорим.

Они вышли с Анной в палисадник, сели на скамеечку под рябинами. Жестев долго молчал, потом сказал коротко, даже сурово, как никогда не говорил с Анной:

- Слушаю.

Она принялась сыпать словами, очень по-женски, торопливо и беспорядочно:

- Все у меня есть. А у детей еще больше будет. С работой все хорошо. Ну, не все, но все идет правильно. А ведь все это кто-то дал? Ведь я понимаю. Не хочется остаться в долгу...

Жестев посмотрел в небо. Не было ему ни конца ни краю.

- Вот ударит мороз, посладеют ягоды, - сказал он задумчиво. - Возьмешь тогда на варенье...

Он расправил бумажку.

- Поддержим, - сказал он. - Попросим Мосолкину, я поддержу, к Богаткину можешь обратиться...

- А может, что не так? - спросила Анна. - Может, не так написала?

- Почему же? "Прошу принять меня в партию. Потому что ей я обязана..." - прочел он. - Все правильно.

- Чего-то не дописала, - торопливо сказала Анна. - Чего-то надо мне еще тут дописать...

- Да разве суть в этом... - В глазах старика засветилась укоризна. Чего там дописывать... Важно, чтоб на совести все было правильно. Всмотрись в себя - за душой-то у тебя дурного нет?