История - нескончаемый спор

Всякая историческая реконструкция, т. е. попытка восстановления прошлого, есть, по своей природе, несомненно историческая конструкция. Мы строим новую картину, которая в конечном итоге соответствует каким-то ожиданиям, общим умонастроениям, коренным мыслительным установкам нашей эпохи. Но мы строим этот мир прошлого, исходя из тех посланий и указаний, которые мы черпаем в источниках; и чем более внимательно мы в них вслушиваемся, всматриваемся, тем скорее мы можем заполнить конкретным содержанием эти общие модели, проецируемые нами на прошлое. Здесь «идеальный тип», «исследовательская утопия» непрерывно проверяется историческим материалом, модифицируется в одних случаях и отвергается и заменяется новыми исследовательскими моделями в других. Этот «идеальный тип» является совершенно необходимым инструментом познания для всякого мыслящего и ответственно работающего историка.

Когда мы говорим о хронотопосе историка, то подразумеваем два пласта времени. Во-первых, это время, современное историку. Время его современности, с проблем которого начинается исследование и которое неизменно присутствует на протяжении всех стадий работы исследователя. Но вместе с тем углубление анализа источников вводит историка в другое время, во время истории, во время, когда происходили те исторические явления, которые суть предмет его размышлений. Перекличка времени прошлого, которое исследуется, со временем историка, в котором он исследует, эта перекличка лежит в основе всего исследования. Но дело усложняется тем, что в исследование властно вторгаются еще и другие, так сказать, промежуточные пласты времени. Это те интерпретации, которые давались изучаемому явлению на протяжении периода, отделяющего прошлое от современности. В этих пластах мы наблюдаем различные интерпретации, различные концепции истории, включающие в себя и те факты, те сведения, которые историка в данном контексте занимают. Эти интерпретации культурами разных эпох, эти интерпретации историков, которые жили до нас, недавно и давно, — все они соприсутствуют в нашем исследовании. Здесь происходит постоянная перекличка, взаимодействие и взаимовлияние различных времен.

Поэтому следует говорить о длительном пространственно-временном континууме исторического исследования. Я думаю, что это понятие помогает нам постигнуть специфику самого исторического познания. Может быть, здесь уместно употребить понятие «большого времени», о котором неоднократно писал Бахтин, имевший в виду все новые и новые прочтения того или иного культурного текста. Каждое время воспринимает его по-новому, переосмысляет, включая в новые контексты, делая его «своим». Серия этих прочтений растягивается на протяжении всей толщи времени, которая отделяет момент создания текста от времени его современной интерпретации.

Несомненно, необходимо более глубоко разработать эту проблему. Она представляется мне не ложной, не ненужным усложнением предмета, а попыткой разобраться в диалектике прошлого и настоящего.

(В первые опубликовано: «Одиссей. Человек в истории». М., 1996. С. 81–109)

Двоякая ответственность историка

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ КАК ЛАБОРАТОРИЯ ИСТОРИКОВ

Я принадлежу к историкам страны, у которой непредсказуемо не только будущее, но, как кто-то метко заметил, и прошлое. Она переживает в настоящее время беспрецедентный кризис, глубоко затронувший как материальную и политическую, так и духовную жизнь. Кризис этот, назревавший на протяжении десятилетий, ныне сделал существование граждан почти невыносимым. И вместе с тем историк, подобно философу или социологу, с полным основанием может утверждать, что ему неслыханно повезло: ведь он живет в такое историческое время, когда сейсмические потрясения, выпавшие на долю его страны, обнажили глубинные пласты истории и вывели на поверхность таившиеся в них силы. Такое случается не часто. Россия представляет собой своего рода уникальную гигантскую «лабораторию» для исследователя, который стремится выявить скрытые пружины хода вещей. Конечно, глубоко осознать происходящие катаклизмы, проникнуть в их смысл легче post factum, но современник и участник исторических событий едва ли вправе устраняться от попытки по возможности вдуматься в существо свершающихся перемен.