История - нескончаемый спор

И вместе с тем историк, который вдумывается в смысл происходящих перемен, не может не признать: ему неслыханно повезло. Ведь он живет в тот редкостный момент истории, когда на поверхность общественной жизни, в силу свершающихся на его глазах исторических катаклизмов, вырываются потаенные течения, столь долго скрывавшиеся под покровом официального и тотально идеологизированного бытия. В геологических разломах клокочут бурные иррациональные, по крайней мере на первый взгляд, потоки исторической инициативы, с которыми не в состоянии совладать политические лидеры и теоретики. Наша страна, с точки зрения историка или философа, которые пытаются осмыслить происходящее, представляет собой грандиозную лабораторию. На этом «испытательном полигоне» истории демонстрируются ее возможности и потенции.

Может ли в этих переломных и катастрофических условиях не пережить решительных изменений наш общий взгляд на историю? «Сова Минервы вылетает только ночью», трезвое осмысление происходящего придет, наверное, позднее. Но уже теперь невозможно не задумываться над смыслом исторического процесса, по-новому раскрывающего свои тайны. Подготовлены ли мы, историки, к тому, чтобы переосмыслить, «прочистить» свой умственный и исследовательский инструментарий, по-новому оценить задачи нашей науки? Совершенно ясно, что имеется в виду не кратковременная конъюнктура, к каковым столь часто и, к нашему стыду и несчастью, еще совсем недавно приспосабливались многие советские историки, а умудренное нашим экзистенциальным опытом проникновение в глубинное течение исторической жизни.

Увы, пока такого переосмысления нет, и историческая наука, как кажется, пребывает в состоянии теоретической растерянности.

Переосмысление функций и задач исторического знания едва ли мыслимо без расставания с теми мифами, которые сложились в недрах нашей науки, либо были ей навязаны той или иной философской и идеологической системой. Длительное господство этих исторических мифов придало им статус непререкаемости; они воспринимаются историками как нечто данное и не подлежащее критике. Мне хотелось бы остановиться на некоторых из этих мифов и попытаться показать их несостоятельность в свете современного исторического знания. Критика подобных конструкций важна не только сама по себе — она могла бы продемонстрировать новые принципы исторической гносеологии, иные подходы к интерпретации прошлого, новые методы изучения конкретного материала источников.

Я намерен рассмотреть две теории, утвердившиеся в отечественной медиевистике, теории, совершенно разные как по времени их возникновения, так и по идеологическому содержанию и той роли, которую они играют в гуманитарном знании. Единственное, что их сближает, — это их мифологизирующая функция. Объединение их в одном критическом обзоре оправдывается, на мой взгляд, только тем, что обе они опираются на некие мифологемы. Одна теория содержит интерпретацию социально-экономического процесса, тогда как другая рисует определенные аспекты истории ментальностей и идеологии. Но, может быть, сопоставление. кажущегося несопоставимым способствовало бы раскрытию определенных трудностей гуманистики, от анализа которых историки долее не вправе уклоняться.

МИФ О MARKGENOSSENSCHAFT

Вспомним, что перед русской исторической наукой последней четверти XIX и начала XX в. современность поставила, в частности, вопрос о судьбах крестьянства, сельской общины и раскрестьянивания. В тот период сложилась школа аграрной истории, представленная именами ряда выдающихся ученых. Опыт социально-экономического развития Западной Европы, решившей аграрный вопрос прежде России, виделся как глубоко поучительный, и не потому ли русская школа оказалась столь значительной и влиятельной?

Частично меняя свои общие подходы к проблеме и перестраивая исследовательскую методику, школа аграрной истории Средневековья продолжала существовать вплоть до 50-60-х годов. Ряд тезисов, выдвинутых учеными этой школы, остается незыблемым в нашей научной литературе и поныне. Мне кажется необходимым рассмотреть некоторые основополагающие принципы этой школы — рассмотреть их в свете данных, накопленных во второй половине нашего столетия. К этому пересмотру настоятельно побуждает и методология современного исторического знания.