Он положил на стол перед Светланой официальный бланк письма с «шапкой» генеральной прокуратуры и датой – 19 марта 2010 года. Я пробежал лист глазами и едва удержался от нервного смешка. Как и предупреждали Шрам с Добряком, генпрокуратура по поручению Медведева проверила мое обращение и не обнаружила фактов нарушений со стороны перечисленных в моем письме лиц. Таким образом, по мнению прокуратуры, Школов и компания действовали в рамках закона, а значит, никакой помощи ждать не следует.
– Забирайте, не стесняйтесь, – с улыбкой сказал Передереев. – В рамку можете дома поставить, на память.
– Вы очень добры, – сухо поблагодарила Светлана.
Я же молча убрал ответ генпрокуратуры в рюкзак. Мы снова проговорили со следователем уже надоевшие обоим связки вопросов и ответов, правда, теперь, в связи с закрытием одного из дел, глупых уточнений стало немного меньше. Еще один крохотный позитивный момент, однако радоваться я не спешил. Не покидало ощущение, что письмо мне как-то аукнется – не может ведь быть, что Школов и другие просто съедят попытку их скомпрометировать в глазах высшего руководства?
Чутье не подвело: 2 апреля во время допроса Передереев предъявил мне новое обвинение – по 306-й статье.
– Это еще что такое? – угрюмо осведомилась Светлана.
Я хмуро разглядывал лежащий на столе лист.
– В отношении вашего клиента возбуждено уголовное дело, квалифицируемое следствием как «заведомо ложный донос», – сидя со скрещенными на груди руками, ответил следователь.
– Я знаю, что такое 306-я статья, – холодно сказала Светлана. – Я хочу понять, на каком основании возбуждено дело.
– Читайте, – с нажимом сказал Передереев и, подвинув к ней раскрытую папку, застучал по клавишам двумя пальцами.
Мы углубились в чтение. Перед нами был чрезвычайно увлекательный, смешной и одновременно пугающий труд. Настоящая трагикомедия абсурда, невероятная ухмылка судьбы – за обращение гражданина к гаранту конституции гражданину предъявили обвинение по уголовной статье! Ни Светлана, ни Шрам с Добряком, ни генерал на пенсии, ни тем более я сам не могли предположить, что письмо Медведеву приведет к такому поразительному результату.
Согласно документам, лежащим в папке, 19 марта 2010 года замминистра МВД Школов, получив материалы проверки генпрокуратуры об отсутствии злоупотреблений в его действиях, написал заявление на имя начальника ГУВД Москвы Колокольцева о привлечении меня к уголовной ответственности по статье 306.
Колокольцев, в свою очередь, 23 марта 2010 года направил заявление Школова в ГСУ по городу Москве с сопроводительной запиской «Глухову И. А. Провести проверку и принять решение в порядке ст. 144–145 УПК РФ». Дата, подпись – все как положено.
31 марта, через неделю – очевидно, потраченную на проверки в отношении моей скромной персоны – мой старый знакомец, следователь Передереев, написал рапорт на имя Глухова по заявлению Школова, что в факте моего обращения на имя Президента усматриваются признаки преступления по статье 306 УК РФ. Более того, согласно заключению Передереева, в моих действиях можно было усмотреть даже нарушение 41 статьи Конституции!..
И вот, 2 апреля, против меня возбудили новое дело.
И теперь я должен подписать лист ознакомления.
Я перечитывал эти строки снова и снова, не зная, плакать мне или смеяться. За 5 месяцев по моему обращению на имя президента о нарушениях в МВД и незаконном уголовном преследовании я получил лишь новое уголовное дело против себя самого. Две недели понадобилось замминистра МВД Школову, чтобы превратить мое письмо в улику по делу о нарушении Гражданского и Уголовного кодексов и даже 41 статьи Конституции!..
– Закон что дышло… – пробормотал я, листая дело.
– Прочли? – не глядя на меня, томным голосом уточнил Передереев. – Подписываем…
Я посмотрел на Светлану, она отрывисто кивнула. Вид у нее был удрученный.
Рука моя дрожала от волнения. Отдав Передерееву документ и ручку, я спросил:
– Вы, получается, 30 марта уже знали об этом обвинении, да?
Следователь наконец оторвался от экрана, посмотрел на меня, вздохнул и сказал:
– Понимаю, как это выглядит вашими глазами… но вы моими попробуйте посмотреть. Мне сказали – проверяй, я проверяю. Сказали вам донести это, а это – не донести, я так и поступил. Ничего личного, Максим Вячеславович.
Я кивнул и, поднявшись, покинул его кабинет. Выйдя из управления и сев в машину, я первым делом набрал моим «помощникам» и договорился о встрече.
– Вы же в курсе? – спросил я, когда мы снова собрались за столиком в кафе.
– Про заведомо ложный донос? – уточнил Шрам. – Конечно, в курсе. Поспешили вы тогда, нечего сказать. Хотя… это же было еще до нашего знакомства, да?
– Ну, да… генерал сказал подождать, но я нервничал, вот и написал…
– Ну, ваши чувства понятны, – со вздохом сказал Добряк. – Просто сидеть, ничего не делать в такой ситуации – это, конечно, трудно. А так хоть какая-то видимость – мол, сделал, что мог. Но они, конечно, раздули. – Он посмотрел на своего напарника, покачал головой. – Донос… Елки-палки. Цепляются, как лягушка за соломинку.
– И что теперь с этим делать? – спросил я.