Это был таинственный, явно наспех состряпанный акт, в котором я якобы давал согласие на незаконное подключение к электрощитовой дома. Мою подпись, при всей ее внешней простоте, тоже срисовать нормально не удосужились; та закорючка, что стояла на «акте», даже слепому говорила о дешевой подделке.
– Это «липа», – пробежав лист глазами, с усмешкой сказал я. – Такого документа никогда не существовало, и подпись на этом фейке ко мне не имеет никакого отношения. Зачем так нелепо подбрасывать несуществующие документы?
– «Несуществующие»… Все так говорят, – с раздражением огрызнулся Черкащенко.
– Следствие разберется, где «липа», а где «не липа», – холодно вставил Агарков. – Приобщаю к протоколу обыска.
Он вернул фейковый акт коллеге и вышел из кабинета.
Я промолчал. Опять же – никаких иллюзий насчет левого документа, «чудом» оказавшегося в моем кабинете, я не питал: его совершенно точно подбросил либо Черкащенко, который его нашел, либо кто-то из «понятых» чуть раньше. Я старался казаться спокойным, но получалось не слишком: это, в конце концов, был мой первый обыск, и происходящее неслабо выбивало меня из равновесия.
Пока Черкащенко заполнял протокол, приехала мой адвокат Светлана. Я вкратце пояснил ей, что произошло. Стиль работы следователей ее нисколько не удивил, и она совершенно спокойно объяснила мне, что я должен написать в протоколе обыска о подброшенном документе, и предупредила представителей ДЭБа, что мы будем жаловаться.
Их это, впрочем, не удивило и не расстроило. Возможно, они просто решили, что я не осознаю всей серьезности происходящего, но, скорей всего, им было плевать. Они просто делали свою «работу», исполняя приказ сверху.
Наглость не позволяла им предположить, что я мог как-то подготовиться, и потому они даже не пытались вести себя осторожней. А я действительно подготовился, потому что хотел обезопасить себя и свою семью; например, узнав о том, что против меня возбуждено уголовное дело, я не ограничился генеральной уборкой и установил дома скрытую систему видеонаблюдения.
Когда с обыском было покончено и следователи с силовиками уехали, я рассказал Светлане о камерах. Вместе мы просмотрели запись с той, что находилась в кабинете, и, разумеется, легко нашли момент подлога: Черкащенко зашел в кабинет, достал из барсетки фейк-улику, положил на стол и позвал понятого, после чего незамедлительно заголосил: «О-па, а это что тут у нас?»
Все было настолько явно, беззастенчиво, неприкрыто, что я даже немного растерялся. С другой стороны, как вообще должен выглядеть подлог, я не знал. Наверное, трюки в духе Копперфильда смотрелись бы еще странней.
– Учтите только, что этот козырь нужно разыгрывать очень аккуратно, – предупредила Светлана. – Я подумаю, как нам учесть всех их покровителей, а пока просто напишем жалобу на подброс фиктивной улики и требуем экспертизу подписи.
– Как скажете.
Она уехала готовить жалобы, а я закинул видео на телефон и, позвонив отставному генералу ведомства горячих сердец, договорился о встрече.
Около полудня я вошел в «Кофеманию» на Баррикадной, которая находилась в двухэтажном культурном центре имени Чайковского. Заказав по кофе, мы с генералом устроились за круглым дубовым столиком в углу. Уютное, спокойное место с теплым светом и кремовыми стенами – кажется, интерьер кафе меньше всего располагал к беседе, которая нам предстояла, но, с другой стороны, подобные истории требуют тишины. Когда наш заказ принесли, я показал генералу маленькое кино с подлогом. Он посмотрел его с невозмутимым лицом и, вернув мне мобильник, сказал:
– Клоуны. Поясни-ка еще раз, в чем вообще причина конфликта?
Я рассказал ему нашу с Полонским историю. Генерал выслушал, задумчиво пожевал нижнюю губу, потом спросил:
– Кто участвует с их стороны?
Я перечислил фамилии. Генерал выслушал без особых эмоций, лишь на фамилиях «Хорев» и «Школов» я заметил какие-то мимолетные колебания в мимике, но и только. Когда я закончил, он взял небольшую паузу и сказал:
– Мне надо время на подумать и посоветоваться. Обвинение белыми нитками шито, но больно крепко за тебя взялись, имена такие и чины… Они могут тебя кошмарить, чтобы ты про дела Полонского им начал петь, например, или еще десяток разных неочевидных причин. Нужно понаблюдать, поспрашивать, подумать. Видео это перешли, покажу ребятам, а сам жди, я с тобой свяжусь, как новости будут.