— Да ты богач! Тебя бы по улице водить как преступника! Но я ничего не скажу отцу, он негодяй. Это будет наш с тобой секрет.
Как и в прошлый раз, вырученные деньги они поделили поровну. Баоцэ сложил новенькие купюры вместе с теми старыми засаленными деньгами и, разделив на несколько частей, спрятал в разных местах. Нежданно свалившееся на него богатство чрезвычайно радовало его и в то же время приводило в смятение: он не представлял себе, что делать дальше. Учиться? Так он уже почти все учебники вызубрил наизусть. Он вспомнил о бессчётных школьных книгах, которые принадлежали Ли Иню: до чего же это был прекрасный мир! В то время его фантазия не знала границ, в его настроении мистика соседствовала с радостью, а ручка бесконечно изливала на бумагу его мысли. Ему казалось, что волнения в нём было так же много, как воспоминаний, радости — столько же, сколько и скорби, и об этом можно писать бесконечно. Но теперь книг ему было недостаточно.
Силянь часто подолгу оставалась у него. Глядя на его волосы, она говорила:
— Когда я тебя стригу, красивей всего получается.
Он ничего не ответил, и она продолжала:
— Мне нравятся приезжие.
Он по-прежнему не издавал ни звука.
— Я уже говорила, что денег у меня куры не клюют, и сейчас повторю. — Выглянув за дверь, она приблизилась к нему. — С комиссионной продажи ежегодно капает неплохая сумма, но я об этом никому не рассказываю, коплю себе на приданое.
Он не понимал, к чему она клонит, но у него возникло предчувствие, что что-то должно произойти, что-то не очень хорошее. И действительно, Силянь, тяжело дыша, придвинулась к нему ещё ближе:
— Если хочешь, я скажу отцу, чтобы он прислал к тебе сваху. Но ты, наверное, и не знаешь, насколько я хороша.
Баоцэ чуть отодвинулся и взглянул на неё. И впрямь она была хороша, вот только ноздри уж больно велики. Грудь весьма пышная — может, поднялась из-за волнения или от одышки, раньше он не обращал на это внимания. Повздыхав, она решительно прикрыла глаза и выпятила губы:
— Целуй же скорее.
Впоследствии он пожалел о том, что так легко повиновался приказу и обнял её, крепко стиснув руки. Прижавшись к ней, он обнаружил, что у неё плотное, упитанное тело. Оказавшись в его объятиях, она заголосила, изо всех сил стараясь приглушить свой голос:
— Я умираю, уже вот-вот, из-за тебя умираю!
Её возгласы напугали Баоцэ, он резко ослабил объятия и оттолкнул её.
— Ты чего?
Баоцэ опустил голову и утёр струившийся со лба пот:
— Я женат.
Силянь встала и, потрясая кулаками, воскликнула:
— Врёшь ты всё!
Баоцэ устало опустился на кан. Ему вспомнилась та давняя ночь, которую он провёл в общежитии тракторной стоянки. «Сяо Гоули, — мысленно воззвал он, — я обещал вернуться за тобой и должен сдержать своё слово».
Силянь подошла и схватила его за ухо:
— Ты врёшь! Говори, врёшь?
— Не вру.
— Значит, правда жена есть? И как её зовут?
— Сяо Гоули.
Это была бессонная ночь. Припёртый к стенке, Баоцэ прикрылся другим человеком. Но он утешал себя: ведь Сяо Гоули и правда существует, и она хорошая девушка. Ему думалось, что бабушка обрадовалась бы, если бы он сошёлся с Сяо Гоули, и Ли Инь тоже одобрил бы его выбор. Раз за разом вспоминал он своё несколько сумбурное знакомство с ней: она подвезла его на своём тракторе, а потом снова подвезла, да ещё накормила-напоила. Она была в нарукавниках и в замасленной форме. До чего привлекательная девушка, она мне очень и очень понравилась, и я бы отдался ей всей душой. Была уже глубокая ночь, он окидывал взглядом дом, который приютил его в бегах, и гадал, что теперь делать. Он оказался в тупике: ему хотелось прямо сейчас броситься к Силянь и повиниться, но он испугался этой мысли и решил, что встретится с ней на следующий день. В ночной темноте ему чудился осуждающий взгляд Ли Иня; казалось, он вопрошал: ты что, собрался торчать здесь до конца своих дней? У него заныла грудь, будто в неё что-то ударило, и он прижал к ней руку: «Нет, я ведь прошёл только половину пути, мне надо идти дальше! И я обязательно доберусь туда…»
Баоцэ не сомкнул глаз ни на минуту до самого рассвета. Он туго набил свою заплечную сумку из грубой ткани, уложив туда ватник, книги, тетради и обувь. Затем написал письмо, которое далось ему очень тяжело. Это письмо он собирался оставить для Силянь. Он написал: «Ты замечательная, и твой отец Третий Господин тоже, вы приютили голодного и мучимого жаждой странника, спасли его от верной смерти. Я никогда не забуду этого места, оно надёжно укрыло меня от непогоды; но теперь, когда я оправился и окреп, мне пора продолжить путь. Я должен рассказать правду о тех серебряных слитках: они не мои, они принадлежат этому проклятому дому и спрятаны здесь, так что по логике они твои. Меня ждут дела, не терпящие отлагательств, и мне приходится уйти, иначе я не успею. Может быть, когда-нибудь меня снова занесёт сюда, но лучше не жди понапрасну. Скоро рассветёт, мне пора».