С того момента, как гость вошёл в комнату, Чуньюй Баоцэ украдкой наблюдал за ним, ожидая увидеть на его лице выражение самодовольства, однако если оно и присутствовало, то было незаметным. Тем не менее ему бросилось в глаза, что «интеллигентишка» обновил причёску, волосы были ещё короче и жёстче и торчали, как щетина, а те два вихра на макушке выглядели до ужаса свежими. Знает ли он о содержании разговора с Оу Толань, пока было неясно, но это лишь вопрос времени. Чуньюй Баоцэ от всей души полагал, что фольклористка была не из тех, кто падок на лесть и кичится поверхностной славой. Но эти мысли не утешали его, а, напротив, ещё глубже погружали в уныние. Волевым усилием он заставил себя оказать У Шаюаню радушный приём, думая при этом: пора расставить все точки над «i», ведь уже весна — это будет решающее время для Цзитаньцзяо и для «Лицзинь».
— Господин председатель, первым делом я хотел бы поблагодарить вас: без вашего вмешательства этой весной наша деревня выглядела бы уже совсем по-другому, — начал У Шаюань, не ходя вокруг да около.
— Не стоит благодарности, я всегда выполняю свои обещания…
— Но все в деревне понимают, что вы вряд ли будете и дальше нам помогать. Пройдёт весна, настанет осень, и случится то, что должно случиться. Деревенские переоценивают мои возможности, они думают, я Сунь Укун[29], и надеются, что мы между собой все проблемы решим. Но ведь у меня нет таких способностей: я не уберёг даже собственную жену, что уж говорить о целой деревне. Да вы и сами знаете…
В памяти председателя сразу же всплыл птичий питомник на острове: миниатюрная женщина, директор с родимым пятном. Испытывая глубокое сочувствие и жалость, он опустил голову, затем посмотрел на гостя и словно на что-то решился:
— Ты не должен падать духом, приятель, в любом случае у тебя была настоящая любовь, а некоторые за всю жизнь такого не испытали ни разу — вот кто действительно достоин жалости. Оказавшись на смертном одре, такой человек больше всего на свете мечтает хоть раз пережить подобную страсть, но это невозможно. — Взглянув на вихры на макушке собеседника, Чуньюй Баоцэ добавил, делая ударение на каждом слове: — Нет ничего сложнее этого!
У Шаюань не был настроен говорить о любви и сжал губы:
— Сейчас меня больше волнует, как сохранить мирную, спокойную жизнь в Цзитаньцзяо. А наличие и отсутствие любви — это уже судьба.
— Ага! Одной фразой самое главное изложил! Почтенный, не кажется ли тебе, что это и есть самое страшное? Единственное, что никому не подвластно, — это судьба! И лезть из кожи вон бесполезно: как предначертано судьбой, так оно и будет…
— И всё же, — У Шаюань посмотрел на него, — человек должен бороться до последнего вздоха! Нельзя расслабляться, в том числе и сейчас, в случае с Цзитаньцзяо!
— Вы уже достигли своей цели — я не понимаю, чего ещё вы хотите добиться? Деревня осталась нетронутой, и наверняка… нет, обязательно всё будет ещё лучше! Соседние деревни не могли и мечтать о таких выгодных условиях! Я совершенно не понимаю, чего ещё вам нужно?
У Шаюань сел на корточки на кане:
— Я уже много раз говорил, что нам не нужны никакие условия от «Лицзинь». Короче, мы — это мы, и мы не хотим иметь ничего общего с вами.
Чуньюй Баоцэ ощутил покалывание в макушке. Протянув руку, он похлопал себя по этому месту и сам испугался той силе, с которой он это сделал. Прикрыв глаза, он подождал, когда отступит этот жуткий дискомфорт, и медленно открыл глаза:
— Прошу прощения, ночью перебрал… Ох, понимаю, почтенный, ты уже что-то подобное говорил. Однако урбанизация — это общая тенденция, мы лишь можем изменить какие-то мелкие детали, и, говоря начистоту, это слияние будет чисто номинальным. Что вы от этого теряете?
— Очень и очень многое! Мы больше не будем самостоятельной деревней, мы станем куском мяса на разделочной доске! И вы сможете искромсать нас ножом, стоит вам только захотеть…
— Как такое возможно? — Чуньюй Баоцэ почувствовал острую необходимость его перебить. — Вы же будете независимым юридическим лицом! По-твоему, корпоративное право ничего не значит? Ты думаешь, его статьи так легко нарушить? Ты, почтенный, ошибаешься, не стоит вести себя как деревенщина и пороть чушь!
У Шаюань холодно усмехнулся:
— «Право» — понятие растяжимое, смотря кто его будет использовать. И потому, что существует много разных «прав», соседние деревни не удалось сберечь: люди отдали свои земли, где жили многие поколения их предков, а теперь и их самих выгоняют. Через несколько поколений кто вспомнит об этих деревнях! Вы никакими средствами не брезгуете, а они безоружны. Вы отняли у них землю, то есть фактически отобрали всё, что у них было, и в дальнейшем будете поступать так же!
— Почтенный, мы заплатили внушительную сумму, каждый из них обеспечен всем необходимым и…
— Они нищие, и вы воспользовались этим, чтобы уничтожить их одним ударом. Бедность временна, а земли будут всегда! Вы лишили их почвы под ногами!