Она взялась его сопровождать. Водительница шаттла любезно ей улыбнулась. Выйдя из автобуса, Чуньюй Баоцэ увидел на стенах вдоль дороги лозунги, написанные большими иероглифами, — сплошь модные мотивирующие фразы. Он прикрыл глаза:
— Убери это.
— А что написать вместо этого?
— Кур нарисуй.
Сначала она не поверила своим ушам, но потом облегчённо улыбнулась:
— А, петухов! Воинственных и величавых!
— Петуха ни одного чтобы не было, они все негодяи.
Повисло тяжёлое молчание. Что бы ни говорила замдиректора, все её слова он пропускал мимо ушей. Вдруг до них донёсся звук скрипки, и Чуньюй Баоцэ застыл как вкопанный.
Зам Подтяжкина пояснила:
— Впереди — школа домоводства, наверное, у них сейчас занятие.
Он пошёл на звуки скрипки.
Большое, просторное помещение, в центре — разноцветный мат, вдоль стены выстроились в ряд девушки. Кто-то играл на скрипке; высокая женщина средних лет показывала нескольким девушкам, опиравшимся на деревянную перекладину вдоль стены, как сидеть нога на ногу. Обведя всех взглядом, Чуньюй Баоцэ признал, что замдиректора была права: все до одной молоденькие и настоящие красавицы; огорчало лишь то, что все они были почти одинаковы: и фигуры, и лица одно к одному, а со временем их будет и вовсе не отличить друг от друга. Тем не менее здесь царила такая жизнеутверждающая атмосфера, какой давно уже не было.
— Когда набирали студенток, я, несмотря на всю свою занятость, приходила, чтобы лично на них посмотреть, уж очень мне нравятся овальные личики и глубокие глаза, — сказала замдиректора.
Он взглянул на неё, заметил, что внешность её была прямо противоположна той, что она описала. Однако в своё время она, можно сказать, славилась своим прелестным круглым личиком. «Мода не стоит на месте», — подумал он. Тут его внимание привлекли ещё два лозунга на стене: «У каждой личико прелестно, как цветок, каждая — йоги начинающий знаток!» и «Учись танцевать! Вытяни шейку ещё на два цуня![24]» Он остолбенел:
— Где это такие лозунги откопали?
— Их не откапывали, это придумал один из новеньких, студент университета.
— Мм, и где же он?
— На складе, бухгалтерию ведёт.
— Приведи его потом ко мне.
Подходящее прозвище возникло у него в голове сразу же, как только он увидел этого студента. Парню было чуть больше двадцати четырёх, у него была хилая грудная клетка, мертвенно-бледное лицо, руки тонкие и длинные. Он не узнал председателя совета директоров и смотрел на него озорным взглядом. Глаза студента выглядели очень большими, может быть, из-за очков. Председателю показалось, что волосы на голове у молодого человека вьются даже сильнее, чем у него. Над верхней губой чернел глубокий желобок, чётко разделивший нижнюю половину лица на три части. «Губа совсем как у кролика, будет Очкастый Кролик», — мысленно пробормотал Чуньюй Баоцэ, смакуя прозвище. Он задал парню несколько банальных вопросов, и тот отвечал на них развязно и не раздумывая. Замдиректора чрезвычайно досадовала на юношу. Поговорив с ним всего минут десять-двадцать, Чуньюй Баоцэ отпустил его, а затем велел заместительнице:
— Отправь его к Колодкину, негоже, чтобы такой талант зря пропадал.
Она удивилась:
— Это его-то? В секретариат?
На обратном пути Чуньюй Баоцэ повеселел и даже стал подшучивать над замдиректора:
— Вернуться бы на двадцать лет назад, ты бы могла тогда выйти замуж за этого Очкастого Кролика.
— Да сдался он мне, такой чахоточный.
— Ничего ты в людях не понимаешь, у тощих внутренняя энергия так и бурлит.
Она захихикала, а он серьёзно продолжал:
— У нас в корпорации «Лицзинь» такие парни — редкость, зато подхалимов хоть отбавляй.
Это замечание повергло заместительницу в глубокие раздумья. Но думала она не о себе, а о Подтяжкине: вот уж кто жалкий подпевала. Она полагала, что это вполне может быть связано с возрастом: ей всё тяжелее становилось уживаться с генеральным директором. Кажется, ей попадалась одна книжка, где было сказано, что из-за уменьшения секрета в пинеальной железе и из-за старения половых желёз мужчины начинают враждебно относиться к женщинам, поэтому общаться с ними становится всё труднее. Она брякнула с места в карьер:
— Я ещё кое о чём не рассказала. По-моему, директор Подтяжкин должен передо мной извиниться!
Чуньюй Баоцэ остановился:
— Хм, ну, рассказывай!
Она перевела взгляд на плывущие в небе облака:
— Да мне и рассказывать неудобно! Он никогда не уважал меня как компаньона! Если бы я не заботилась о благе корпорации, давно бы уже… Да что далеко ходить! Вот, например, шутка, которую он постоянно при мне отпускает, — ничего в ней смешного нет, наоборот, как говорится, обидно до слёз! В самолёте он мне сказал и всегда, когда есть настроение, говорит: «Ты всё равно что орган в человеческом теле, функционируешь исправно!» Он-то думает, я не пойму.
Чуньюй Баоцэ сощурился и в растерянности посмотрел на неё. Она сказала:
— Я пожертвовала всем ради компании, вы же знаете, — она начала тереть глаза.
Чуньюй Баоцэ прокряхтел:
— Да кто ж такое не поймёт!
Она надеялась найти у него сочувствие, но вместо этого обнаружила на его губах довольную ухмылку.