— Элизабет Бернли… кем она была, кузен Джимми?
— Женой старого Уильяма Марри. Он приходился Хью братом и приехал сюда на пять лет позднее. В Англии его жена была светской красавицей. Ей очень не нравились леса на острове Принца Эдуарда. Она скучала по родине, Эмили… страшно скучала. Несколько недель, после того как они приехали сюда, она не снимала шляпы… так и ходила в ней по дому, требуя, чтобы ее отвезли домой.
— Неужели она не снимала ее, даже когда ложилась спать? — удивилась Эмили.
— Не знаю, ложилась ли она вообще. Но так или иначе, Уильям не повез ее домой, и со временем она сняла шляпу и примирилась с судьбой. Ее дочь вышла замуж за сына Хью, так что Элизабет была твоей прапрабабушкой.
Эмили взглянула на осевшую зеленую могилу и задумалась: неужели сны о родине продолжали тревожить могильный сон Элизабет Бернли в течение сотни лет?
«Это ужасно скучать по дому — уж я-то знаю», — подумала она сочувственно.
— А здесь похоронен маленький Стивен Марри, — сказал кузен Джимми. — Его надгробие стало первым мраморным надгробием на этом кладбище. Он был братом твоего дедушки и умер в двенадцать лет. Он тоже, — добавил кузен Джимми серьезно, — превратился в традицию Марри.
— Как это?
— Он был таким красивым, и умным, и положительным, без единого недостатка — так что, разумеется, не годился для жизни на этом свете. Говорили, что никогда в роду Марри не было такого красивого ребенка. И такого обаятельного: все любили его. Вот уже девяносто лет, как он умер — никто из живущих ныне Марри его не видел, — однако мы всегда вспоминаем о нем, когда вся семья в сборе, а потому он, мертвый, более реальная личность, чем многие из живых. Так что видишь, Эмили, он, должно быть, был необыкновенным ребенком… но все кончилось этим… — Кузен Джимми указал взмахом руки на поросшую травой могилу и строгое белое надгробие.
«Интересно, — подумала Эмили, — будет ли кто-нибудь вспоминать
— Это старое кладбище заполнено почти до отказа, — продолжал размышлять кузен Джимми. — Осталось только место в том углу для Элизабет и Лоры… и для меня. А для тебя, Эмили, уже нет.
— Я и не хочу, чтобы меня хоронили здесь, — вспыхнула Эмили. — Я считаю, что это великолепно — иметь для семьи такое кладбище… Но
Кузен Джимми бросил критический взгляд в ее глаза.
— Нет, — сказал он, — нет, киска. В
— У меня тоже такое чувство, — кивнула Эмили. — А еще, скажите, кузен Джимми,
— Который? Дом Фреда Клиффорда? Фред начал строить его тридцать лет назад. Он тогда собирался жениться, и его невеста выбрала для дома место и план. А когда дом был подведен под крышу, она бросила Фреда… взяла и бросила — прямо и открыто. И больше ни одного гвоздя не было забито на этой стройке. Фред уехал в Британскую Колумбию. Там и живет до сих пор… женился и счастлив. Но продать этот участок никому не хочет… так что я думаю, заноза в его душе еще сидит.
— Мне так жаль этот дом. Я очень хотела бы, чтобы его достроили. Он этого
— Ну, думаю, этого никогда не произойдет. В жилах Фреда тоже есть кровь Шипли. Одна из дочек старого Хью была его бабушкой. А в жилах доктора Бернли — он живет вон там, в большом сером доме — этой крови еще больше.
— Неужели он тоже наш родственник, кузен Джимми?
— Седьмая вода на киселе. Кто-то из его предков как-то там доводился родней Мэри Шипли. Это было еще в Англии — его предки приехали сюда после нас. Он хороший доктор, но как человек почуднее меня будет. Чем можно такое объяснить?
—
— Ни в какого. Он язычник, Эмили. И так же воспитывает свою дочку.
— А мама разве ее ничему не учит?
— Ее мама… умерла, — отвечал кузен Джимми, как-то странно замявшись. — Мертва вот уже десять лет, — добавил он более уверенно. — Илзи[8] Бернли — замечательная девочка… волосы, как золотые нарциссы, и глаза, как желтые бриллианты.
— Ах, кузен Джимми, вы обещали рассказать мне о Потерянном Бриллианте, — с жаром воскликнула Эмили.
— Расскажу… конечно, расскажу. Так вот… случилось это там, где-то возле старой беседки. Пятьдесят лет назад Эдвард Марри и его жена приехали сюда из Кингспорта погостить. Она была благородной леди, носила шелка и бриллианты — совсем как королева, хотя отнюдь не считалась красавицей. И было у нее кольцо с великолепным камнем, стоившим две сотни фунтов. Такая куча денег! Не много ли, чтобы носить на одном женском пальце, как ты считаешь, Эмили? Оно сияло на ее белой руке, когда она приподнимала платье, поднимаясь по ступенькам беседки, но, когда спускалась по ним, его там уже не было.
— И его так и не нашли? — спросила Эмили, затаив дыхание.