Жить бы себе мирно в этом недоразумении до самого утра, но я откуда-то точно знаю, что если открою сейчас дверь – там кто-то будет. Открываю – есть! Девица неопределенного возраста в белой блузке и юбке дебильного покроя держит в руках комнатный обогреватель с открытой спиралью, похожий на антенну-тарелку. Можно, не обращая внимания на эту дуру, пройти на кухню, но оттуда сейчас появится мальчик в полосатой футболке. Ага, вот он. А морда-то, морда какая мерзкая, фу.
–Отвали!– ору прямо в детские невинные глазенки, возвращаюсь в комнату и укладываюсь в постель. Вспомнила: я и не могу тут быть наяву, я же в больнице, ййё…
Пацан заходит и садится на корточки возле меня, смотрит пристально. Поворачиваюсь к нему задницей. Нехай любуется, а я буду глядеть в приснившееся окно.
Аааай! Малолетний кретин впился зубами в мою ногу. Убью урода!
Агрессор бросается к дверному проему, в котором полупрозрачно колышется его испуганная напарница. Когда я попадаю в прихожую, она уже, естественно, пуста. Может – в подъезде? Пытаюсь открыть входную дверь (плевать, что я в трусах, все равно – сон), не отпирается, зараза. Воздух ощутимо сгущается, как будто Самая Главная Домохозяйка взбивает его с сахарной пудрой в упругую пену.
Медленно и бесцельно брожу по квартире заросшей сталактитами и сталагмитами из великанских макарон.
Страшно. Не знаю, от чего, но жутко. Бабульки уже проснулись. Эх, вызвать бы специалиста из психоневрологии и спросить: к чему снятся кусачие полосатые мальчики?
Дина
– А что я такого сделала?! Физический контакт не запрещен! Я не виновата, что тамбур заклинило!
– Дура! Сама же и сидела там два часа, пока техники, слава Богу, не вытащили.
– Не ори на меня!!! Хотела и сидела! За то рожи твоей там не видела, уже плюс.
– Успокойтесь все!
Ого! За всё время нашего знакомства Перлита впервые повысила голос. Впечатлило! Ей позавидовал бы пехотный прапорщик со стажем. Не скажу, что мы с Йорданом резко успокоились, но, по крайней мере, заткнулись. Оно и к лучшему – не успели разругаться до мордобития. А то, как бы я пригласила его на ужин…, с поцарапанной-то рожей…
Почему я все время общаюсь с теми, кто больше всего бесит, а такие милые парни, как, например Бенджамин, обитают в соседних биографиях, изредка наведываясь в гости, чтобы подразнить?
Йордан
Шикарная лоджия, переходящая в балкон с низеньким бордюрчиком вместо полноценных перил – настоящая терраса на тридцать девятом этаже служила в динькином доме гостиной и столовой одновременно.
– А где ты питаешься во время снега и дождя?
– Нигде. Ем только на солнышке, диета такая. Тебе, что не нравится здесь?
– Нравится.
– Вот, и хорошо, а то на кухне тесно, а в комнате сидеть не на чем, сам видел.
Да уж, видел, пока пробирался. Не то чтобы в квартире было слишком много вещей, но полное отсутствие шкафов, стеллажей, сервантов, и даже самой завалящей армейской тумбочки, делало доступным для всеобщего обозрения то, что обычно скрывалось за пыльной полировкой мебельных гарнитуров.
Дина деловито, сервировала одноразовой посудой пластиковый столик, стибренный, как я подозреваю, в каком-нибудь уличном кафе.
– А, может, ты высоты боишься?
– Не боюсь, но…, как-то все-таки неуютно, малость.
– Фигня, привыкнешь, – отмахнулась от моих страхов хозяйка, – сейчас тебя кормить буду. Свин ты, кстати сказать, я два раза уже плов разогревала.
– Ну, прости! Я, признаться, рассчитывал, максимум, на Колу с чипсами. А опоздал потому, что десерт выбирал. Я же не знаю, что ты предпочитаешь. Интересно: угадал или нет.
– Показывай.
– Нет уж-ки! Ты в жизни не признаешься. Скажи, сперва: что ты любишь к чаю?
– Селедку.
– Ээээ…, почти в яблочко! У меня пастила с орехами в белом шоколаде.
Горячее было на высшем уровне, равно как и салатик, секретных ингредиентов которого мне так и не удалось узнать ни шантажом, ни угрозами, ни попыткой банального подкупа.
– Слушай, обходила бы ты столик с другой стороны. Смотреть жутко.
Зря я это сказал. Результат оказался противоположным желаемому: Дина остановилась на самом краешке балкона и выполнила прекрасную строго-горизотальную ласточку с подносом в одной руке и чайником в другой.
Я наблюдал это рискованное безобразие молча по двум причинам. Во-первых, комментарии могли спровоцировать продолжение импровизированного хореографического этюда, во-вторых – все мои силы уходили на подавление справедливого желания оттащить мерзавку от края и отшлепать по воспитательному месту.
«Ласточка» наблюдала мою тяжелую внутреннюю борьбу любопытным птичьим глазом.
– А мне не страшно! Наоборот – нравится. Я, даже, хотела так…, ну, понимаешь…
– Не очень, а чаю-то можно?
– На, тебе твой чай. Все ты понял. Хотела залезть на крышу и сигануть вниз. Свободный полет, типа с парашютом, потом – бемц, и всё. Полная нирвана до самого Страшного суда.
– И что же тебе помешало?
– Да… если с большой высоты на асфальт, ты ж понимаешь, что там останется.
– Ага, а ты хотела лежать в гробу красивенькая.
– Представь себе: хотела. Это тебе терять нечего.
– Ну, и…?