Истории, которых не было

– Не без этого.

– Йорик, ты мне расскажи, пожалуйста, обо всём поподробнее. Я только общую картинку поняла, а в деталях – полный абзац. Ладно, лилипуты, переодетые близнецами-младенцами, новые технологии и прочее… но эти сисястые лесбиянки… и почему все в той комнате на разных языках говорили? Цыганка…

– Итальянка. Перлита – итальянка. Ты сама откуда?

– Местная, еще прабабка здесь жила.

– !!!!

Йордан

Все правильно, все правильно. Какой вопрос, такой и ответ. Местная, значит, прабабка тут жила. А версия то отличная. Лечебный театр, надо же. Действительно, почти всё объясняет. А, за одно, обеспечивает полное недоверие ко всему, что я могу сказать. СТОП! Может и говорить ничего не надо? Не моего ума это дело, пускай думает что хочет (вернее, что сможет) Не зря же в адаптационной группе её не просветили.

– Ой!

Динька вскрикивает и подпрыгивает, как кукушка в часах, то есть не в порядке реакции на внешние факторы, а по времени, амплитудно-обязательно.

– Мы не в России? Как я, блин, не дочухала. В Финке что ли? Ясно, и наших полно и других немцев хватает. Это сколько же я была без сознания?

Сама спрашивает, сама отвечает. Моё дело жевать и не перечить, никаких проблем. Работу в прямом режиме она, допустим, примет за тренинг в условиях лазерных и голографических технологий. Пусть. Только кто ей расскажет, что после работы надо ехать домой, то есть в то место, которое теперь станет её домом, что она не сможет позвонить маме, папе, подружке, ухажерам. И друзьями придется обрастать заново, или не обрастать, довольствуясь общением в своей группе и посещениями клубов и спортзалов.

К черту. Пусть те, кому положено объясняют, что жизнь продолжается, хотя и закончилась.

– Йорик, что с тобой? Йорда – а-ан!

Дина защелкала пальцами перед моим носом.

– Прости, задумался и голова, что-то разболелась.

А ведь я не вру. Болит! Виски ломит. Не припомню, чтобы здесь у меня хоть раз болела голова. Расстройство желудка было дважды (с тех пор в джазовых клубах я только кофе пью), ногу раз сломал, но башка даже с похмелья вела себя прилично.

– Ерунда, хочешь – вылечу?

– Лечишь наложением рук?

– Ну, и…

– Понял, заткнулся. Делай что хочешь, только не ампутируй.

Одну лапку она положила мне на лоб, другую на темечко. Дежа-вю. Дикий пляж на окраине Ливорно не далеко от порта, по совместительству – городская свалка. Раздолье для пацанов, штаб-квартира в отслужившей своё прогулочной лодке. Я уже полтора месяца живу у матери, стал почти своим в компании местных хулиганов и, на тебе, солнечный удар. Во-всяком случае, так с усмешкой прокомментировал мое состояние Марчелло. Тощий Марч – заводила и первый мой соперник в борьбе за внимание прекрасной сеньориты. Я, превозмогая слабость и тошноту, огрызался на скудном итальянском, подкрепляя свои слова энергичными международными жестами. Действительно, для мальчишки, родившегося и выросшего на Золотых песках, стыдно было так по-глупому пересидеть на июльском солнце. До драки в тот день не дошло. Во-первых, я был слишком слаб, во-вторых, так и не смог разозлиться по-настоящему, потому что дама наших сердец – красотка Мариуча, дочка сторожа при церкви Святого Фердинандо, сидела рядом, положив одну руку на мой перепекшийся лоб, а другой придерживала бутыль с пресной водой и настойчиво пихала её мне в рот. «Pei, stupido. Oh, tu Ganella!» Ого! Я уже знал, кто такой Ганелла и готов был дать в зубы любому парню, вздумай он вспомнить это прозвище, которое прицепилось ко мне в первые дни моего проживания в Ливорно. Но, Мариуча…ей можно было всё…

– Ну, как?

Я вернулся к реальности (или нереальности, как посмотреть)

– Нормально, спасибо.

Экстрасенс не экстрасенс, а от прохладных и упругих, как внутренности мотоциклетного шлема ладошек боль угомонилась. Изъявляя свою благодарность, я так откинулся назад, дабы видеть светлый лик своей спасительницы, что потерял равновесие и, вместе со стулом, грохнулся на… Нет, не грохнулся, а завис сантиметрах в двадцати от пола. Это моя целительница подхватила нас несчастных (меня и стул) и, с легкостью водворила на место.

– Ты просто – Чип и Дейл в одном флаконе, – медленно выдохнул я.

– Да! Есть женщины в русских селеньях.

– Ты из деревни?

– Нет. Стихи Некрасова, в школе у нас все проходят. В России. А ты откуда?

– Из Софии. Я наполовину болгарин, на половину итальянец.

Моя плотнопокормленная подружка прилагает титанические усилия по приведению в порядок ехидно скрючившегося рта. Ну, да…ну, да… белобрысый, голубоглазый, белокожий. Ну, так получилось.

– Не напрягайся, деточка, – бурчу, – а то оконфузишься, чего доброго, как-нибудь…не к столу. И не спрашивай, как выглядел наш сосед. Видишь ли, у нас в семье именно мама итальянка, так что – ошибки быть не может.

– Извини.

Хихикает, трогая языком железный шарик на верхней губе. Язык розовый-прерозовый, как мобильник у блондинки. Чем они красят клубничное мороженое?

Дина