Арина копала картошку в огороде. Тимофея опять не было дома, и Арина пришла в крайнее смущение, когда неожиданно появился Беранек, да еще в господской коляске. Она бросила мешок и лопату на грядке и, хотя Беранек торопил, ввела его в дом. Поняв наконец, зачем он приехал, она сначала отказалась, но потом согласилась — скорее из боязни рассердить Беранека, чем молодого барина, гневом которого Беранек пугал ее.
Неохотно села она на козлы коляски рядом с Беранеком, и тот с победоносным видом повез ее в лес.
Въехав на просеку, он торопливо набросил вожжи на ветку молодого дуба и пошел по тропинке впереди Арины, не теряя из виду лошадь. Бугрова они нашли без труда. Он смотрел на тропинку, по которой они подходили; Арина, увидев его столь внезапно, повернула было обратно. Пришлось Беранеку пройти с нею остаток дороги, так что упряжку он не мог больше видеть.
Бугров смотрел теперь куда-то в сторону — то ли на ружье свое, то ли на воду. Поверхность озерца мирно поблескивала; солнце падало на Бугрова сквозь поредевшую листву.
Беранек окликнул его:
— Ваше благородие…
— Хорошо, — промолвил Бугров, едва обернувшись. — Пусть подождет. Ты где оставил лошадь?
Беранек, подбодрив Арину взмахом руки, побежал обратно к лошади. Арина уйти не осмелилась.
Бугров заставил ее еще постоять у себя за, спиной.
— Ну, что тебе? — спросил он потом.
Арина, оказавшаяся здесь против воли и не приготовившаяся, не знала, что сказать.
— Так чего же ты хочешь?
Тут Бугров прямо взглянул на нее. Арина молчала — ведь знает же барин, зачем Беранек привез ее…
— Хочешь, чтоб старика твоего дома оставили? Да? А мужа нету?
— Нету…
— Ишь ты, молодка… а краснеет, как девица! Отчего же не хочешь ты мужа?
Она промолчала, и Володя пошутил через силу, сам покраснев при этом:
— Уж не слюбилась ли со старым-то?
Арина гневно нахмурилась, и еще ниже опустила голову.
Лес покоился в полнокровной послеполуденной тишине. В солнечных лучиках, заткавших эту тишину, мелькала бесшумно светлыми точечками мошкара. Рыба плеснула в воде. И где-то в этой тишине притаилось дыхание и биение крови в жилах.
Бугров вдруг смутился. Разом почувствовал себя слишком молодым.
— Ну?
Глаза у него мутно блеснули, покраснели уголки век.
— Ладно, посмотрим, — сказал он голосом, неприятным ему самому. — Но лучше бы отправить старика…
Он принужденно засмеялся.
— Пускай идет! А ты мужа себе найдешь. Молодого, пригожего. А?
Он видел румянец Арины, но ответа ее не дождался.
— Или… если с хозяйством тебе трудно управиться… можешь наняться в имение…
Он опять неестественно засмеялся.
— Чего не сделаешь для послушной бабочки… А? Что?
С бьющимся сердцем смотрел Бугров на ее молчащее яйцо. Бередил себя представлением о том, как под его рукой скользила по гладкому телу грубая льняная рубашка.
— Ах, да! — от собственных слов у него перехватывало дыхание. — Мы ведь тебе тогда рубашку испачкали и не отблагодарили.
Арина, удивленная таким поворотом разговора, на мгновение подняла голову.
— Следовало бы подарить тебе новую… красивую, батистовую… Что скажешь?
Пылая жаром, Бугров потянулся к ней.
— Что скажешь, а?..
Арина невольно, испуганная его движением, прижала юбку к коленям. Бугров потянул ее за подол, но сейчас же, под взглядом ее, отпустил, — отрезвляющий холодок вдруг облил его виски.
— Ну хорошо. А там, насчет этого… посмотрим.
Арина пошла было прочь, но Бугров еще окликнул ее. Она подошла; охваченный смятением, он озабоченно хмурился.
— Подержи-ка! — попросил он и поднялся, отложив ружье.
Арина, недоумевая, нагнулась, чтобы поднять ружье, и тут Бугров с силой обхватил ее. Он схватил ее так стремительно, что она, хоть и выпрямилась в ту же секунду, все-таки потеряла равновесие. В следующее мгновение оба сидели на земле.
Покрасневший Бугров злобно воскликнул:
— Что ж ты делаешь! Пугало я, что ли?
Арина закрыла глаза.
— Не троньте меня, барин…
— Да что я тебе делаю?
Слова его были раскалены добела и с трудом вырывались из горла.
— Ишь, какая… без мужа… красавица… а монашкой прикидывается…
Арина боролась, не глядя в лицо молодого человека. Она крепко стиснула зубы. От барина пахло духами. Арина отдирала от себя его пальцы и, морща лоб, все твердила:
— Барин, барин… Не надо, пожалуйста…
— Ты здорова? — грубо брякнул Бугров, но под взглядом ее сейчас же виновато поправился: — Здорова, конечно… И хороша…
Голос его обжигал страстной настойчивостью.
Арина отвернула свое, тоже уже разгоревшееся, лицо. Сквозь завесу листвы посмотрела она на любопытную тропинку, убегавшую от нее вдаль. На ухе своем и на шее она чувствовала сильное, пахнущее тонким табаком дыханье мужчины. Сердце ее колотилось — покорное, беспомощное, готовое сдаться. Она перестала бороться и закрыла глаза.
Потом, когда она уже встала, не поднимая глаз от земли, слышала только, как бьется в висках и шумит в голове кровь.
Водяная гладь отражала солнце, его отраженный свет дрожал на лице Арины. Тишина отдыхала, а Арина была пьяна от великого страха.