Зато строптивые чехи бесились и оскорблялись за попранную справедливость, поглядывая искоса, как спокойно разговаривают немцы с Юлианом Антоновичем; они и сами не прочь были снова заслужить его благосклонность.
42
В этот вторник Иозеф Беранек отправился на почту, окончательно перестав интересоваться делами пленных. Он спешил — хотел еще в тот же день послужить Володе Бугрову, послужить беззаветно и преданно, всеми нервами, всеми мыслями, из одного лишь наслаждения услужить.
За время каникул Володи Бугрова Беранек искренне привязался к этому пусть взбалмошному, но неиспорченному юноше. И Бугров привык к своему пленному, всегда полному готовности, всегда оказывающемуся на месте — и всегда благодарному за случай услужить. Раз как-то они вдруг заговорили о том, что встретятся в будущем году. Оба верили, что к тому времени война уже кончится, но Беранек непременно останется тут.
О таком своем будущем Беранек думал с жарким нетерпением.
Это были последние дни Володиных каникул — он уезжал в конце недели. Последние вольные деньки торопили. По мере того как все быстрей и быстрей убегали часы, на Володю налегали все несвершенные желания, планы и мечты. Последние часы свободы Володя пил полными глотками, снова и снова смакуя все то, что уже было безвозвратно. Его переполняла потребность быть щедрым ко всему, что он должен был покинуть. Он прощался с каждым уголком — все они казались ему связанными с чем-то важным в его жизни. В последний раз исходил он с Беранеком густые заросли на берегу речки, где летом он подслушивал голоса купальщиц, — округлые, упругие, теплые голоса. Он утомил Зину, гоняя с нею по всем знакомым местам, и растягивал дни, бродя вечерами с Беранеком или сидя с Зиной до поздней лунной ночи.
Вечер вторника был отведен для последней тяги.
Беранек успел только на минуту заглянуть к Тимофею, которого еще не видел после его возвращения из города.
Тимофей с утра ушел, Арина не знала куда и плакала, говоря о нем. Она, видимо, мало верила растерянным утешениям Беранека и твердым обещаниям и надеждам на помощь молодого Бугрова.
И в самом деле Беранек, чье светлое настроение снова омрачилось при виде Арины, не нашел в этот вечер слов и смелости поговорить о ней с Бугровым.
Случай подвернулся только в среду, когда он, после ночных блужданий, вез Бугрова по дороге от Базарного Села. Там, где когда-то Бугров и Зина застряли в болоте, Беранек вдруг набрался храбрости и сбивчиво напомнил Бугрову об Арине.
— Ты с ней знаком? — спросил Бугров.
— Да, — ответил Беранек, и, как в тот раз, в нем поднялась волна гордости.
— Красивая бабенка, — похвалил ее Бугров. — Ас кем живет?
— Одна. Свекра ее, Тимофея, на войну берут. — Тут Беранека обдало жаром, и он заколебался. — Одна остается…
— Ну что ж! Найдет себе молодого, или ей пленного дадут.
Беранек вспыхнул.
Проезжая Крюковское, Беранек попридержал, лошадь на перекрестке и, показав Бугрову избу Арины в конце боковой улочки, сказал:
— Тимофей, ее свекор, к барину ходил, к пану полковнику. Просил…
— Ладно, поезжай!
— Хотели и ваше благородие просить…
— Кто — Арина? А сама не пришла… — засмеялся Бугров.
Обжигающая надежда стала комом в горле Беранека, и он невольно натянул вожжи. Однако Бугров приказал:
— Нет, нет, поезжай!
И опять Беранек ни на что не решился.
Но в пятницу, в предпоследний день своего пребывания в Александровском, Бугров вдруг изменил план последней прогулки и велел Беранеку везти себя опять в лес у Базарного Села.
Когда проезжали Крюковское, все жилочки у Беранека так и трепетали — но он не отважился больше ходатайствовать за Тимофея. Однако странно! — Бугров сам вспомнил об Арине.
— Что же твоя Арина? Так и не приходила просить…
Беранек, запылав, минуту молчал и лишь потом выговорил:
— Боится…
— Чего же? А может, ей старик-то и не нужен. Сколько ему? Вот ты бы скорей подошел к роли хозяина. А?
Беранек уставился на лошадиные уши, а грудь его распирали слова благодарности, которые он не осмелился высказать.
В лесу он с преувеличенной услужливостью бросился высаживать Бугрова, но тот выпрыгнул сам и, не взглянув на Беранека, сказал:
— Если хочет просить, пусть приходит. Можешь съездить за ней.
Беранек, не поняв, растерянно смотрел на покрасневшие уши и шею молодого человека и не двигался. Бугров, отошедший на несколько шагов, оглянулся, встал.
— Понял? Если твоей Арине что-то от меня нужно, пусть придет еще сегодня. Сегодня — последний день. Можешь привезти ее. Я буду там. — И он в каком-то смущении неопределенно махнул рукой на лес.
Радость Беранека вскипела, как капля воды, упавшая на раскаленную плиту. Счастливый и гордый, словно держа в руках неожиданный выигрыш, он погнал лошадь обратно в Крюковское. Теперь он боялся только, что не застанет Арины дома, но твердо решил найти ее, где бы она ни была.