И Рерик еще раз убедился, что Сванхейд дочь Эйстейна вовсе не из тех, кто позволяет случаю или чужой воле управлять собой. Она сама уверенно управлет и случаем, и чужой волей. Он — не самый покладистый человек, но она так легко убедила его поступить так, как хочет она, и он не находит возражений! Казалось, поступки и желания людей — нити в ее руках, и она ловко и умело сплетает их в такой узор, какой ей нужен.
— О чем ты так долго беседовал с этой девой? — с любопытством спросил у него позже Гудлейв.
— Разве долго? — Рерик пожал плечами. Ему самому время, проведенное возле Сванхейд, показалось не слишком долгим, хотя весьма насыщенным. — Мы беседовали о пути на восток, туда, откуда привозят серебро. Ты видел у нее большие серебряные монеты в ожерелье? Таких монет всего десять надо на эйрир, а франкских денариев — восемнадцать или даже двадцать. Я уже видел их в Дорестаде, их туда одна женщина привозила из Бьёрко.
— Да мы их знаем. Это скиллинги. Их много возят из Бьёрко в последнее время.
— И тебе не было любопытно, откуда они там берутся? Она знает дорогу в те земли, где этого серебра много. И если бы я не обещал Анунду конунгу поход на Бьёрко, я непременно пошел бы на Восточный путь. Если не этим летом, то следующим — точно. Ты представляешь, оказывается, именно туда после сражения про Бровеллире ушел со своим хирдом Хрёрек сын Харальда! Я не знал.
— Может, и так, но сейчас теми краями владеют сыновья Сигимара.
— Это еще одна причина. — Рерик утвердительно кивнул, делая вид, что не замечает ехидства. — Мы с ними кровные враги навсегда. И если я не буду их искать, они когда-нибудь найдут меня — и возможно, это окажется мне очень некстати. Поначалу их было шестеро, а нас двое. И вот нас по-прежнему двое, а их уже только трое, и только двое из них — на свободе. Ульва можно не считать. Все говорит за то, что судьба сражается на нашей стороне.
— Я бы согласился с тобой… — Гудлейв многозначительно глянул на него. — Но все не совсем так, как ты говоришь.
— В чем дело?
— Вас не двое. Ты один.
Рерик не сразу ответил. Сыновья Сигимара гибли, а они с Харальдом, хоть и остались оба в живых, разошлись, скорее всего, навсегда. И весьма вероятно, что вражда с родным братом окажет более тяжелое влияние на его судьбу, чем даже смерть старших братьев повлияет на судьбу Эймунда и Асгаута, сыновей Сигимара. Их осталось двое, и сыновей Хальвдана тоже двое. Но на кого бы сыновья Сигимара ни пошли, их будет двое против одного…
— Нас тоже двое, — упрямо возразил Рерик, немного помолчав. — Со мной Золотой Дракон.
Гудлейв только усмехнулся и отошел.
Глава 10
Проходили дни, в усадьбу Хельгелунд съезжались люди, и с каждым днем Рерик все укреплялся в вере в успех похода. Все больше людей выражало готовность следовать за ними — как простых людей, ищущих средств на поправку хозяйства, так и «одальбондов», родовой знати, имеющей в распоряжении даже собственные корабли. К такой знати принадлежал, например, Рагнар лагман, да и сын его Хродар тоже имел свой корабль, добытый, кстати, собственными трудами, без помощи отца. Этот молодой человек, несмотря на вид и манеры обычного разгильдяя, обладал неплохой деловой хваткой и сразу бросал разгильдяйство, когда видел выгодное дело. Будущее войско насчитывало уже полтора десятка кораблей. Пора было назначать день отплытия. Рерик попросил бабку Рагнхильд раскинуть руны, чтобы выбрать наиболее благоприятный день, но та кивнула на Сванхейд:
— Вон ее проси. Насчет будущего у нее лучше выходит. Она ведь молодая, а не такая старая медведица, как я.
Что Сванхейд умеет раскидывать руны, Рерик уже знал. Каждое утро она уходила из усадьбы, поднималась на вершину ближайшего холма, раскладывала на траве белый платок и бросала рунные палочки — ставы. Их она носила на поясе в небольшом роге, окованном старинным, потемневшим серебром, с кожаной крышкой и петелькой, чтобы можно было подвешивать. Из брошенных ставов она выбирала один и по нему судила, что приготовил наступивший день. Это называлось «дневные руны», и таким простым способом заглядывать в ближайшее будущее умели довольно многие. Но у Сванхейд это дело наполнялось особым смыслом: она говорила с богами, сидя на траве на вершине холма, словно на воздушной тропе между небом и землей, держа в руке маленькую деревянную палочку с одним из таинственных знаков Одина. И становилось понятно ее спокойствие, ее уверенность: она с открытыми глазами шла по воздушной тропе из прошлого в будущее, не выпуская из рук нить настоящего.
— Я помню, рассказывали, что это ты указала Эймунду и Хёгни путь в Британию вместо Дорестада, — сказал ей однажды Рерик, когда она возвратилась в усадьбу после такого разговора с небом. — Ты тогда бросала руны, и они сказали, что Хёгни следует идти в Британию. Ведь это была ты?
— У Хёгни с Фроди теперь нет другой сестры. — Сванхейд улыбнулась. — И только мне приходится просить богов об удаче для них.