Испытание. По зову сердца

В свою очередь Юра, тащась за солдатами, поймавшими петухов, вошел в избу, но вскоре, под гогот солдатни, вылетел оттуда как пробка прямо на дорогу. Но это не нарушило его плана. Он поднялся и хныча направился «жаловаться» в соседний дом, где во дворе стояли какие-то зачехленные штуковины.

С Гребенюком получилось, можно сказать, и хорошо и плохо. Часовые, конечно, его в дом не пустили, и он объяснялся с ними столько времени, сколько ему надо было, чтобы рассмотреть все, что его интересовало. Даже сосчитал, сколько сюда идет телефонных проводов, и запомнил, в какие окна они входят. Часовым надоела его непонятная болтовня, и один из них схватил старика за рукав и потащил в соседний дом и там на крыльце передал здоровенному полицаю. Тот втолкнул старика в избу, да прямо к столу, за которым стоял без мундира еще более дюжий — уже знакомый Гребенюку по красной роже — старший полицай Костюк.

Костюк был сильно пьян.

— А! — сказал он. — Попался, партизанская душа! — и сильно хлестнул по столу плетью. — Я тебя вот этой не лупил?

— Что вы? — Гребенюк пересилил страх и улыбнулся только одним глазом. — Да такое я век помнил бы. Простите, как величать-то?

— Гм! — промычал Костюк и принял осанистый вид: — Величай просто — товарищ начальник.

— Товарищ начальник? — удивился Гребенюк. — А разве так можно! За это же — тово... — приложил он палец к виску.

— Тьфу! — плюнул Костюк, — будь ты проклят! Конечно, нет. Господин начальник!

— А теперь, господин начальник, даже трудно разобрать, кто тебя грабит, свои аль чужие.

— Смотря кто ты?

— Я-то? Православный. Крестьянин, и мать моя, и отец...

— Довольно болтать-то! — начальник снова хлестнул плеткой по столу. — Християнин. Лучше признавайся, кто тебя сюда подослал? Ну! — И плетка взлетела вверх и там застыла.

— Меня-то? Нужда. Соли нет, спичек — тоже. Лучину зажечь нечем...

— Нужда, — передразнил Костюк. — Знаем мы эту нужду. Говори, где ваш главарь Дядя Ваня?!

— Дядя Ваня? А кто он такой?

— Э-э-э, не знаешь? — ехидно пропел полицай и расстелил на столе приказ. — Читай! — ткнул он рукоятью плетки в строки, где говорилось, что за его голову — 10000 марок.

— Я, господин начальник, неграмотный.

— Неграмотный? Врешь, паскуда! А ну!

— Вот, ей-богу, — перекрестился Гребенюк. — Мать моя и отец мой...

— Неграмотный? — зло бубнил начальник. — Когда дело касается партизан, то вы все неграмотные... Раз неграмотный, так на! — и полицай, сложив вчетверо приказ, сунул его Гребенюку. — Развесь в своей деревне, и пусть все прочтут. Теперь марки — самые настоящие деньги. На них и соль, и керосин, и корову купишь... А теперь — вон!..

— Все понял, господин начальник, — живо ответил Гребенюк и выскользнул за дверь.

Пока Гребенюк находился в доме полицаев, Юра успел обойти почти полдеревни и направился к возу, куда печник уже подкатил колесо.

— Я подниму задок, а ты надень колесо на ось, — обратился печник к Юре и как следует ухватился, поднатужился, но поднять один не смог. А Гребенюк как назло все не шел.

Тогда печник отошел к дому Шульца, взял жердь к, просунув ее под заднюю ось, поднял зад телеги. И только сейчас увидел вышедшего из дверей Гребенюка.

— Паренек! Давай колесо, — скомандовал печник. — Вот так. Теперь загвоздку.

Не прошло и трех минут, как телега стояла на всех четырех колесах.

— Благодарствую, дорогой земляк! — Гребенюк протянул печнику кисет с махоркой. — Это тебе, дорогой друг, на память.

— А ну! — полицай толкнул Гребенюка, от чего тот всем телом рухнул на телегу. Затем сел как следует и спросил полицая:

— Русский?

— Русский.

— Не может быть. Ни дать ни взять вылитый фриц!

— Кто? Повтори! — полицай замахнулся на старика прикладом.

— А разве я плохое сказал? Ты такой же статный и такой же властный, как и он. — Гребенюк показал кнутовищем на обер-фельдфебеля, стоявшего во дворе и смотревшего, как солдат ощипывает обезглавленного гуся.

— Рыжик, садись! Поехали! — Гребенюк крутанул кнутом. Юра ловко вскочил на телегу.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Было глубоко за полночь, когда в окно дома Гребенюка постучали. Вошли двое — рыжеволосый парень-партизан и пожилой седой мужчина, тот самый, за которого фашисты сулили десять тысяч.

Еще с порога, обращаясь к седому, парень отрекомендовал хозяев:

— Это Иван Антонович, Гребенюк Иван Фомич, а это — бывалый боевой разведчик Юра Рыжиков! — и тут же к Юре и Гребенюку: — Знакомьтесь с Дядей Ваней.

Дядя Ваня. Вот он какой. Совершенно обыкновенный человек, среднего роста, даже без бороды. Только во всем его поведении чувствовалась военная собранность и сосредоточенность.

Гребенюк начал докладывать о результатах разведки. Но торопился и потому часто сбивался, перепрыгивая с одного на другое.

Тогда в разговор вступил Юра. Подражая разведчикам бывшего своего полка, сыном которого он был, мальчишка послюнявил карандаш и провел на кромке комендантского приказа извилистую линию: