Исповедь

4. А тут еще в это самое лето от чрезмерной работы в школе легкие мои начали сдавать: дыхание стало затруднено, боли в груди свидетельствовали о ее недуге, голос стал глухим и прерывистым. Сначала это меня очень встревожило, приходилось по необходимости сложить бремя учительства или, во всяком случае, прервать работу, пока, может быть, вылечусь и выздоровею. Когда же овладело мной и укрепилось во всей полноте желание освободиться и видеть, ибо Ты – Господь, – Ты знаешь, Боже мой, я даже обрадовался, что у меня есть справедливое извинение, которое должно смягчить обиду людей, не желавших из-за своих милых детей помиловать меня. Полный такой радости, я перетерпел этот промежуток времени до конца – было это, кажется, дней двадцать, – претерпевались они с натугой, во мне уже не было того запала, с которым я обычно вел эти трудные занятия, и не приди на его смену терпение, они согнули бы меня под своим бременем.

Кто-нибудь из рабов Твоих, моих братьев, скажет, что я согрешил, позволив себе хоть один час остаться на кафедре лжи в то время, как сердце мое полно было желанием служить Тебе. Не буду спорить. Но Ты, Всемилостивый Господи, разве не простил мне этот грех и не отпустил его вместе с другими, страшными и смертными, омыв меня святой водой!

III

5. Верекунд изводился и тосковал, глядя на наше счастье, он видел, что узы, крепко его связавшие, заставят его покинуть наше общество. Не будучи сам христианином, он женился на христианке, и она-то и оказалась самыми тесными колодками, мешавшими ему пойти по пути, на который вступили мы. А стать христианином он хотел только при том условии, которое было невыполнимо[25]. Он ласково предложил нам побыть в его имении. Ты воздашь ему, Господи, в час воздаяния праведным; их часть Ты уже воздал ему. Хоть и в отсутствие наше (мы были уже в Риме), он во время тяжелой болезни стал христианином и переселился из этой жизни. Ты пожалел не только его, но и нас: мы не будем мучиться невыносимой болью, думая, что этот исключительной доброты к нам друг исключен из стада Твоего. Благодарим Тебя, Боже наш! Мы Твои, вразумления и утешения Твои говорят об этом. Верный Своим обещаниям, дал Ты Верекунду за его именьице в Кассициаке, где мы отдохнули в Тебе от мирских треволнений, красоту Твоего вечно зеленеющего рая, ибо отпустил ему земные грехи его на горе Твоей, горе изобилия (ср. Пс. 67, 16–17).

6. А в то время он тосковал. Небридий же радовался с нами. Хотя он еще и не был христианином и когда-то свалился в ров губительнейшего заблуждения (подлинное Тело Сына Твоего считал призрачным), но выбрался оттуда, и еще сам по себе, еще не причастный к Таинствам Твоей Церкви, был уже пылким искателем истины. Вскоре после обращения нашего и возрождения крещением Твоим Ты разрешил его от тела, он был уже верным христианином, служил Тебе в совершенном целомудрии и воздержании у своих в Африке и через него весь его дом стал христианским. Теперь он живет в лоне Авраамовом (Лк. 16, 22). Что разумеется под этим словом лоно? Там живет мой Небридий, милый друг мой, усыновленный Тобой сын отпущенника. Там живет он. Может ли быть другое место для такой души! Там живет он, в этом месте, о котором столько расспрашивал меня, жалкого невежду. Теперь он преклоняет ухо не к устам моим, а духовные уста свои к источнику Твоему и в счастье, не знающем конца, пьет, сколько может, в меру жажды своей от мудрости Твоей. Я не думаю, что он так опьянен ею, что позабыл меня, Ты ведь поминаешь меня, Господи, утоляя его жажду.

Так жили мы, утешая Верекунда, опечаленного обращением нашим, но хранившего дружбу; уговаривали его уверовать, оставаясь на своей ступени, т. е. в брачной жизни, и поджидали, когда Небридий пойдет за нами. Он был очень близок к этому и готов был вот-вот это сделать, но уже истекли дни каникул. Они показались мне длинными и было их много, я ведь хотел свободы и досуга, чтобы воспевать Тебя всем существом своим. Тебе сказало сердце мое: Господа взыщу. Тебя искало лицо мое – лица Твоего, Господи, взыщу (Пс. 26, 8).

IV