– Я хотел бы, чтобы ты рассказал мне что-то еще, чтобы знать, как себя вести, когда окажусь перед ним, – объяснил испанец. – Вполне вероятно, что к тому времени ему уже станет многое обо мне известно.
– Как же я, ничтожный курака, могу говорить тебе о величии бога? Его глаза подобны темным сверкающим топазам, от него исходит магнетическая сила, унаследованная им от отца Уайны Капака, который в свою очередь получил ее от Солнца, а оно всемогуще. Когда он восседает на золотом троне и смотрит на тебя, по всему телу, от затылка до пят, пробегает озноб, и ты трепещешь от страха, ожидая смерти.
– Это мне знакомо, – кивнул испанец. – Однажды мне довелось присутствовать на аудиенции императора, и я испытал что-то похожее, хотя пришел к заключению, что все дело в театральной помпе, которой власть сопровождает свои действия. Убери ее – и окажется, что перед тобой всего лишь усталый и скучающий человек, который уделяет больше внимания своим собакам, нежели подданным.
– И каков он?
– Император? Кто-то сказал, что судьбе было угодно одарить его намного больше, чем он того заслуживает. Мать его безумна, отец был красавцем-негодяем, и тем не менее он ведет себя так, будто Земли и Луны недостаточно, чтобы воспеть ему славу. Лучшие воители нашего времени каждый день преподносят ему новое королевство, а он в душе их презирает, и в тюрьмах у него гниют многие из тех, кому он всем обязан.
– Подобные речи здесь могут стоить тебе жизни.
– И там – тоже, возможно, поэтому я и решил уехать. Убивать и умирать за идеал иногда того стоит, однако после стольких сражений и страданий я пришел к выводу, что все свои лучшие годы метал бисер перед свиньями… и никто – а император и того меньше, чем кто-либо! – не заслуживает ни капли моей крови или пота.
– Ты меня пугаешь. Иногда, когда ты так говоришь, мне становится страшно.
– Почему? Потому что я разрушаю схемы, по которым выстроена твоя жизнь? Естественно, я разрушаю и свои собственные, однако долгие ночи голода и холода, и тот факт, что нас бросили на острове Эль Гальо, были мне наукой, показав, что сильные мира сего лишь играют нами, причем без всяких правил, а, стало быть, их поведение освобождает нас от наших клятв. Тот, кто отказал мне в куске хлеба, не заслуживает того, чтобы я преподнес ему королевство, и, ступив на эту землю, я разорвал цепи, которые связывали меня с императором. Как по мне, он может катиться в ад.
– И ты собираешься подчиниться правилам Инки?
– Ты что, думаешь, что я приехал, что поменять одного тирана на другого? Если Уаскар такой, как ты говоришь, он получит мое уважение, но не покорность. Я познакомлюсь с вашей страной и, если он разрешит мне погостить, возможно, пробуду здесь какое-то время… Затем продолжу свой путь в поисках других красот природы и других людей или же вернусь домой в тот день, когда узнаю, что император мертв и похоронен.
– А что это изменит? Его преемник будет вести себя так же.
– Ну, тогда вновь уеду.
– Никто не может проводить жизнь, вечно убегая от чего-то, – уверенно заявил курака. – И, если бы боги предпочли, чтобы у нас не было хозяев, они бы сделали так, чтобы мы родились в сельве, где люди мало чем отличаются от простых зверей, ведя постоянную борьбу с хищниками и змеями. Если я хочу, чтобы мой город защищала армия, судья наказывал того, кто причиняет мне вред, инженер строил мосты там, где мне надо, а священник проводил мои похороны, тогда я вынужден принять, что верховная власть все это контролирует, а этой властью может быть только Инка.
Алонсо де Молина не был настроен ломать привычные представления или каким-то образом менять твердые убеждения своего товарища по несчастью, и, хотя они, случалось, спорили, он уважал мнение кураки, понимая, что жесткое устройство общества, в котором тот родился и был воспитан, никогда не позволит ему действовать по-другому.
Насколько он мог судить, Империя инков опиралась на такие же твердые устои, каким был фундамент ее фантастических сооружений, и ее пирамидальная иерархическая структура имела еще меньше лазеек, чем пригнанные друг к другу камни, из которых они были возведены. Ничто не было предоставлено воле случая. Складывалось впечатление, будто законы и правила поведения были созданы задолго до появления человека, и тому лишь оставалось к ним приспособиться. Это общество не было спроектировано под потребности определенных людей: это люди встраивались в определенное общество.
Лучшее доказательство тому появилось у него два дня спустя, когда навстречу им попалось целое селение: мужчины, женщины, дети, старики, которые брели с опущенными головами, таща на себе все свои пожитки и ведя за собой несчастных животных; этот коллективный переезд совершался согласно непререкаемому приказу Инки.
– Почему?