Ночью андалузец, пару раз уловив подозрительный шелест одежд и сдавленные смешки и вздохи по другую сторону занавеса, ограничился тем, что с шумом пустил ветры, и в результате в небольшом храме Пачакамака, «Того, кто приводит мир в движение», воцарились тишина и покой.
Тем не менее он все никак не мог заснуть. Он так и не оправился от потрясения, испытанного в пещере «сына Грома», и воспоминание о нем весь день не давало ему покоя…
Объяснение Чабчи Пуси, что это был всего лишь кошмар и Гусман Боканегра никак не мог с ним говорить через тощего старика, возможно, и было самым логичным, но конечно же не самым убедительным, поскольку исходило от человека, который уже успел продемонстрировать обширнейшую склонность ко всему, связанному с колдовством и суевериями.
Когда во время ужина Молина спросил жрецов, известно ли им что-то о другом Виракоче, прибывшем в страну до него, он заметил, что курака сразу почувствовал себя очень неудобно и попытался всеми способами увести разговор от темы, которая, по-видимому, была ему неприятна.
– Никто не воспримет тебя всерьез, если откроется, что ты придаешь значение безумным поступкам «сына Грома», – сказал он. – Предполагается, что ты Виракоча и тебе нет дела до подобных глупостей… Эти люди всего-навсего жулики и шарлатаны, им нет никакой веры.
Вполне вероятно, суровый инка был прав, но все равно в ночной тишине Молине чудилось, будто он снова слышит тот самый тоскливый голос, молящий о помощи, и он никак не мог принять, что то, что он слышал так явно, было всего лишь сном.
Существовала вероятность – очень маленькая, – что Гусман Боканегра добрался до берега вплавь, попросил о помощи на единственном известном ему языке, и его зов достиг единственного на всю страну человека, понимавшего этот язык.
Но каким образом?
Как и почему через старого колдуна, прослывшего лжецом и шарлатаном?
Он уснул, продолжая ломать над этим голову, но при первом свете дня Чабча Пуси пришел его будить и сообщил, что с севера приближается многочисленное войско, вооруженное до зубов, и, судя по всему, эти люди – сторонники предателя Атауальпы.
– Будем драться.
– Их много.
– Да сколько бы ни было. Если обрезать мост, я смогу закрепиться здесь и не пустить их сюда.
– Не сходи с ума! Нас вынудят сдаться из-за голода. Я поговорил со жрецами. Если ты их попросишь, они готовы нас спрятать.
– Если я попрошу? – удивился испанец. – Почему я? Чего они хотят взамен?
– Не надо думать о людях плохо, – нетерпеливо сказал курака. – Им ничего не надо. Они лишь хотят сделать тебе приятное.
– А они мне неприятны!.. – буркнул испанец. – К тому же я не знаю, где, черт побери, они собираются нас прятать, тут и места-то нет.
– Они знают, как это сделать.
Они и правда, знали, потому что, как только Алонсо де Молина попросил их устроить так, чтобы люди Атауальпы не схватили их с Чабчей Пуси, они засуетились, готовя все с тщательностью, достойной похвалы. В итоге, в тот момент когда первая группа солдат начала перебираться по мостику, испанец усаживался на возвышении в главном помещении, предварительно натянув на себя тунику и прикрыв лицо точь-в-точь такой же маской, что были на четырех мумиях, сидевших в ряд слева от него; однако ему пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не расхохотаться при виде сурового и хмурого Чабчи Пуси, кураки Акомайо, наряженного в одежды, перья и бусы жреца-содомита храма Пачакамака.
– И что теперь?
Инка посмотрел на него: было ясно, что он не находил ответа на этот вопрос.
– Скажи мне, что теперь мы будем делать? – настойчиво спрашивал Алонсо де Молина, освобождаясь от широкого и плохо пахнувшего одеяния мумии с явным намерением вернуть его первоначальной владелице, временно спрятанной под грудой циновок. – Нам надо идти дальше, в Куско, но эти солдаты шагают впереди нас по единственной имеющейся дороге. У тебя есть какие-нибудь соображения?
– Нет, – хмуро ответил тот. – Мне ничего не приходит в голову. Если бы ты был «нормальным» человеком, мы могли бы попытаться пройти незамеченными под видом жрецов, сборщиков податей или инспекторов дорог, однако твое телосложение, кираса и борода выдают тебя на расстоянии в тысячу шагов.
Они в растерянности молча сидели на полу. Жрецы не сводили с них взгляда: словно были с ними заодно и разделяли их озабоченность относительно слабых надежд на успех опасного путешествия.
– Если бы вам удалось добраться до Кахамарки, все стало бы проще, – наконец заметил самый молодой из троицы. – Губернатор Анко Кече предан Уаскару, в этом я уверен.
– А как далеко находится Кахамарка?
– Три дня пути по Королевской дороге.
– Существует какой-нибудь другой путь?
– Нет, насколько нам известно.
– Ну вот!
Юноша немного помолчал, немного подумал, а потом наклонился и стал что-то шептать своим товарищам, у которых вначале был весьма удивленный вид, но в итоге они кивнули головами и улыбнулись в знак согласия.