Искушение чародея

Павыш отошел в сторону, к горе ящиков — пустых и полупустых, со вскрытыми крышками, со странными пометками вроде «Каноэ из Пессе, 8 тыс. до н. э., три шт.» или «Логарифмич. лин-ка, У. Отред (1620». Перед ящиками метался взъерошенный седой человечек с лицом грустного кролика. Он что-то отмечал на мятом пластиковом лист-компе, то и дело промахивался мимо нужных клавиш, сипел носом, бледнел, закусывал острыми зубками нижнюю губу. При виде Павлыша и Домрачеева человечек воодушевился, как будто в их лице прибыла долгожданная кавалерия; он ринулся к ним навстречу и затараторил:

— На пять минут, прошу! Кто-то же должен! А тут столько всего — как выбрать?! А если!.. Страшно подумать! Это же невероятно важно, сами понимаете! Не-ве-ро-ят-но!

— Боюсь, мы не совсем…

Он заглянул Павлышу в глаза, словно побитый щенок:

— Как так! Что значит?! Если не вы — то кто?! Больше некому, сами видите! Вот, держите-держите! — Человечек сунул Павлышу в руки увесистую коробку с карандашами, сверху взгромоздил литое блюдо, новехонький, еще пахнущий березой банный веник — и даже впихнул под локоть спиннинг в прозрачном чехле. Упитанный амурчик сидел прямо в центре блюда, целился в Павлыша из лука.

— Туда, туда! — Славу твердой рукой направили ко входу на этаж. — По коридору прямо, дальше повернете и сразу в операционную, пусть переправляют и не крутят носом. И ничего пусть не говорят, ни-че-го! Такой случай! Мы же не знаем, не можем знать!.. И не имеем права ошибиться, слышите! Вы согласны со мной?

Слава не то чтобы был согласен — он скорее не возражал. Из некой житейской мудрости.

Вслед за цыплячьими комбинезонами Павлыш двинулся к стеклянным дверям. Поскольку туда-сюда все время ходили, а двери зафиксировать никто не догадался, створки метались, будто челюсти припадочной сциллы. «Не хватало только ко всем прочим удовольствиям получить от стеклянной дуры в ухо», — мрачно подумал Павлыш.

Навстречу ему из сияющего коридора шагнул пожилой мужчина в кремовом костюме. Аккуратно выбрит, подтянут, преисполнен достоинства. Такого бы никто не заставил тащить невесть куда веники и удочки.

Павлыш автоматически притормозил, пропуская его перед собой, и только потом сообразил, что лицо Кремового ему знакомо.

Собственно, встречались не далее как три дня назад.

«Как же его зовут? Вот черт, разве всех их запомнишь?» — Дело-то было на очередном «круглом столе» по случаю возвращения «полярников» с «Антея». Этот, в кремовом, тогда что-то говорил… что-то, показавшееся Павлышу как минимум небанальным на фоне остальных выступлений.

Сам он Славу, похоже, не узнал — да и вообще был слишком занят собственными делами. Встал под одним из фонарей и оглядывался с хмурым видом, супил мохнатые брови.

— Ты чего? — пробормотал у Павлыша за спиной Домрачеев. — Не тормози, сейчас вернется Эмма — и вряд ли она будет в восторге, если не найдет нас…

— Э, — сказал Павлыш, — да не влюбился ли ты часом, Домрачеев? Стокгольмский синдром, усугубленный поэтической натурой жертвы, а?

— Да ну тебя!.. — отмахнулся тот. — Видно же, происходит что-то серьезное, и она не на шутку переживает.

— Точно! Пал к ногам чаровницы, повержен и… — Павлыш осекся и перевел взгляд на фигуру в кремовом костюме.

Мужчина, все это время внимательно оглядывавший площадку, вдруг стремительно развернулся и уставился на них двоих. Было в нем что-то от грации крупного хищника, почуявшего вдруг приближение врага. «Или, — подумал Слава, — жертвы».

Кремовый подошел — чеканя шаг и не сводя с них прищуренного взгляда. Лицо у него было скуластое, рельефное, нос — острый, с широкими крыльями, и подобородок тоже острый. Павлыш почему-то подумал, что когда Кремовый спит, на подушке, должно быть, остаются глубокие вмятины.

— Добрый вечер, — сказал Кремовый. — Надо полагать, вы меня вспомнили, Владислав Владимирович. А вы — Домрачеев, да?

— Да, — кивнул Миша. Руку он Кремовому не протянул — просто потому, что обе были заняты круглым аквариумом (внутри вместо воды находились юла, штангенциркуль и бюстгальтер). — Мы тут… вот… Сами, в общем, не знаем, что делаем, если честно.

— Нас, — уточнил Павлыш, — некоторым образом похитили.

— Я знаю, Эмма иногда бывает… — Кремовый поджал сухие губы… — резковата. Пойдемте, по дороге объясню что к чему.

Домрачеев оглянулся на площадку:

— Но она нас будет искать…

— Не будет. Да, я не представился, меня зовут Сергей Феодосиевич Нороватый. Помните, Павлыш, о чем мы с вами говорили на «круглом столе»?

— Вы спрашивали о перспективах использования нуль-пространства. Дескать, почему человечество до сих пор не придумало способ перемещаться через «нулевку».

— Вопрос звучал иначе. — Сергей Феодосиевич приостановился, пропуская Павлыша и Домрачеева в коридор. При этом оставить вещи на площадке не предложил. — Я спрашивал — и спрашиваю — почему за последние несколько лет ничего в этом смысле не изменилось.