Искупление вины

Шлагбаум приподнялся, и машина маршала Тимошенко въехала на территорию Ближней дачи. Семен Константинович машинально посмотрел на часы, время было 22.45 минут, значит, он приехал к Верховному на пятнадцать минут раньше назначенного времени. Прошел мимо охраны, энергично отдавшей ему честь, и направился в сторону высокой двери, обитой коричневой кожей, за которой размещалась небольшая приемная товарища Сталина.

Потянув на себя медную дверную ручку, Тимошенко вошел в приемную. У окна за небольшим столом сидел секретарь Поскребышев.

Во всякое время на столе у Поскребышева находилось огромное количество бумаг, сложенных в высокие стопки. От самой двери сооружение из папок напоминало руины какого-то древнего средневекового замка. Привычно было видеть голову секретаря, склоненную над бумагами, и его руки, без конца перелистывающие страницы или что-то писавшие. Не отрываясь от прочтения документов, Поскребышев отвечал на многочисленные телефонные звонки. Чаще всего ответы бывали по-деловому краткими или односложными, после чего, не прощаясь, он клал телефонную трубку. Невольно возникала мысль, что Поскребышев никогда не встает со своего стула. Что-то откладывал, определяя первоочередность, что-то быстро подшивал, затем, взяв очередную папку под мышку, относил ее Сталину на подпись.

Увидев подошедшего маршала Тимошенко, он дружески кивнул на его приветствие и произнес:

— У товарища Сталина немного разболелась спина. Через несколько минут он вас позовет. Вы посидите пока здесь.

Приемная Сталина была таким местом, где, позабыв про время, могли подолгу просиживать даже маршалы. Понимающе кивнув, Семен Константинович опустился на стул и принялся размышлять, по какой именно надобности его вызвал Хозяин.

Были лишь только предположения…

С декабря сорок первого по январь сорок второго маршал руководил Курско-Обоянской наступательной операцией, однако был отправлен в резерв за ее неудачное осуществление. Семен Константинович подробно изложил в докладной записке причины неудач, где главным фактором считал отсутствие ударных танковых соединений, недостаток артиллерии, несогласованность в тактических действиях. А также ухудшившиеся накануне погодные условия, на руку сыгравшие немцам, — снег был такой глубокий, что в отдельных местах доходил до пояса. Конечно, если бы ему предоставили побольше времени на разработку операции, усилили бы стрелковые корпуса танковыми подразделениями, тогда немцев непременно подвинули бы. А так разработкой операции приходилось заниматься армейским штабам. А еще подвела военная разведка, она была налажена из рук вон плохо! Там, где немцев не должно быть, обнаруживались крупные войсковые соединения с хорошо укрепленными районами, а там, где планировались прорывы, были минные поля.

Наверняка Иосиф Виссарионович уже прочитал доклад, и у него возникли какие-то вопросы. В таком случае он готов самым подробным образом ответить на каждый из них. Конечно, хотелось бы на передовую, чтобы доказать товарищу Сталину, что срыв наступления на Юго-Западном направлении всего лишь цепь неблагоприятных случайностей.

В последние два года Иосифа Виссарионовича донимал радикулит. Когда его прихватывал очередной приступ, он предпочитал лечиться народными средствами, избегая всяких рекомендованных врачами мазей. На кухне стояла добротная печь, облицованная белым кирпичом, в которой обычно для Сталина выпекали весьма вкусный сдобный хлеб. На печи имелась ниша, устланная войлоком, куда он забирался по приставленной лестнице, накрывался овчинным тулупом и лежал на ней до тех пор, пока, наконец, боль не отпускала.

Минут через двадцать зазвонил внутренний телефон. Поскребышев тотчас поднял трубку:

— Да, товарищ Сталин… Маршал Тимошенко здесь, — после чего повернулся к Семену Константиновичу, мгновенно напрягшемуся, и сообщил: — Иосиф Виссарионович ждет вас.

Маршал сразу же поднялся, одернул слегка задравшуюся гимнастерку и, открыв дверь, вошел в кабинет Сталина. Почувствовал, как под правой ступней слегка скрипнул паркет.

Иосиф Виссарионович сидел за письменным столом и что-то сосредоточенно писал. На столешнице в небольшой фарфоровой чашке, покрытой позолотой, изрядно пооблупившейся во многих местах, лежала его любимая трубка. Курительная часть была выполнена из красного дерева с каким-то темным замысловатым рисунком, а вот мундштук, тонкий и изрядно покусанный, из черного. Рядом лежала пачка папирос «Герцеговина Флор», любимый сорт Верховного. Разрывая папиросную обертку, он заполнял табаком курительную трубку.

— Как добрались, Семен Константинович?

— Спасибо, товарищ Сталин, добрался хорошо. Без происшествий.

Едва кивнув, Иосиф Виссарионович сразу перешел к делу: