— Поплачь, милая, тебе это нужно! — она гладила меня по голове и тихо приговаривала. — Со слезами уйдет часть боли, плачь, родная моя.
— Тихо! — вдруг раздался громогласный выкрик Давида Эскаланта, и все, резко замолчав, уставились на него. Я подняла заплаканное лицо к неестественно побледневшему доктору, который склонился к Виктору.
— Он дышит.
Словно ужасно реальный кошмар вдруг оказался сном. Не веря свои ушам и не чувствуя ничего, кроме трепетной надежды, я поднялась, не без помощи тётушки. Казалось, всё вокруг замолчало и притихло. Пока тишину не нарушило ровное и спокойное дыхание Виктора Эскаланта и звук, оповещающий о стабильно бьющемся сердечке, словно мы все наблюдаем за мирно спящим человеком.
— Жив… — только и повторяла я.
Никто не сопротивлялся, когда медработники стали спешно выпроваживать нас из палаты. Мы нетерпеливо ожидали вестей от них под дверью. Себастьян избегал моего взгляда, да и я не настаивала на разговоре с ним. Прислонившись к стене, я, устало прикрыв глаза, спустилась на пол, не обращая внимания на протесты тётки. Я так устала, но не могла позволить себе больший отдых. Нельзя оставлять его надолго.
Прошла, кажется, целая вечность, когда дверь отворилась и появился доктор. Мы кинулись к нему, но он, словно жестокий палач, пытал нас молчанием, пока медленно закрывал за собой дверь.
— Предварительные анализы показали, что в крови значительно меньше ядовитых элементов, — наконец начал он. — Судороги прекратились, дыхание стабилизировалось. Количество яда мы будем проверять каждый час… Признаюсь, в моей практике таких случаев не было.
От счастья я чуть было не лишилась чувств и, наверное, всё-таки упала бы, если бы не тётушка, поддерживающая меня.
— Я не знаю, сеньорита, — обратился ко мне врач, — что вы ему дали, и не могу осудить вас. Но и не одобряю ваш поступок.
Отказываясь идти отдыхать, я сидела под палатой Виктора. Меня больше туда не пускали. Доктора и медсестры не покидали его, он был под строгим наблюдением. Я ждала, кусая губу до крови и заламывая пальцы. Рядом была моя тётя и семья Эскалант. Ньевес уже не плакала, просто сидела, глядя перед собой. Давид и Себастьян о чем-то тихо беседовали, бросали на меня настороженные взгляды. У меня было такое впечатление, что они решили, будто я сошла с ума. Это было не обидно, ведь у меня было такое же подозрение.
После трёх часов ожидания меня перестали донимать, уговаривая идти отдыхать. Самое худшее ожидание в мире. Я должна была молиться, но не могла. Наверняка я знала лишь одно: если у меня не получится спасти Виктора, жизнь для меня закончится. Как только он перестанет дышать, в тот же миг умру и я.
Прошло пять часов, когда стало происходить что-то тревожное. В палату к Виктору заходили и выходили доктора, тихо о чём-то вели спор и обговаривали. Я поднялась с места, привлекая к себе внимание окружающих. Если я навредила ему, то вернусь в тот табор и собственноручно застрелю эту цыганку. А потом и себя… К нам вышел доктор, имя которого я не знала. В безмолвном молчании мы смотрели, как он приближается и снимает повязку с лица.
— Биологическая активность яда снизилась. Ядовитых веществ
в крови и в организме в целом, согласно последним анализам, не обнаружено, — посмотрев на меня, он продолжил. — Я хочу знать, что вы дали пациенту и где вы это взяли. Это может послужить дальнейшему исследованию нового типа яда во избежание летальных исходов.
Я закивала, чувствуя, как плачу.
— Доктор, нам можно к нему? — удерживая плачущую Ньевес, спросил Давид.
Врач кивнул:
— Только не все сразу.
Глядя, как они входят к Виктору, я не могла остановить поток горячих слёз. Он жив. Это всё, что мне нужно. Тётушка подала мне что-то попить. Я, всхлипывая, сделал глоток воды. Её поглаживания по плечам немного успокаивали. Я должна его увидеть. А потом можно и поспать… Родители Виктора вышли. Они двинулись ко мне, и я дрожащей рукой вытерла слёзы.
— Злата… — Давид смотрел на меня переполняющими чувствами глазами. — Наша семья… в долгу перед вами.
Ньевес снова обняла меня и прошептала:
— Спасибо, дочка!
Я не смогла что-либо ответить. Просто обняла её в ответ. А когда они ушли, высвободилась из рук тёти и пошла к нему. Себастьян вдруг стал предо мной. Я взглянула на него почти ясным взглядом и ужаснулась — выглядел он ни чем не лучше своего брата. Щёки впалые, глаза красные, а круги под ними ещё сильнее чернили из-за бледного цвета лица.
— Злата, — начал он, подойдя ко мне ближе. — То, что ты сделала, было верх безрассудства. Я бы так никогда не поступил.
Его сердитый голос меня немного отрезвил от счастья. Я выдержала его взгляд, пока он первый не опустил глаза.
— Я бы не сделал такого… и потерял бы брата, — когда он посмотрел на меня опять, мне на миг показались слёзы в его глазах. — Теперь, вне зависимости от твоего согласия, ты для меня стала сестрой.
Мне не хватило слов, и я обняла его.
— Пойдём?