Исключительно твой

— Не бойся, Афина, Марат большой и Марата маленького на лыжи поставил, и Лалу. Хотя она отчаянно трусила, не то что Марьям. Только посмотри, какая она бесстрашная!

Что смотреть? Для меня это не новость, а постоянный источник тревоги. Ну, ведь и правда ничего эта девочка не боится. Все ей интересно, все надо! Вон, хохочет как. И деда гоняет.

— Я сама! Я уже смогу! Правда-правда.

— Ноги чуть в коленях надо согнуть! Ну? — наставляет Марат Арзасович.

Марьям езда на лыжах приходится до того по душе, что следующие дни мы с горы не слезаем. От Марата все так же нет никаких новостей, но мне о нем даже некогда думать. За день катания так устаем, что отрубаемся, стоит головам коснуться подушек. Марьям ходит будто шелковая. Так непривычно! Ест — любо-дорого смотреть, дневной сон? Пожалуйста. Если пообещать, что потом опять на склон, укладывается как миленькая. Во всей этой красоте есть лишь один смущающий момент — Альберто. Мы-то сюда приехали с прицелом познакомиться ближе. А как тут познакомишься, когда рядом с нами постоянно кто-то из Панаевых крутится? Один раз выбрались на романтический ужин, когда я согласилась оставить Марьям на дедушку с бабушкой, и что? Они заявились на ужин в тот же ресторан, что и мы.

— Ой, как неловко вышло! Надо было спросить, куда вы идете. Я что-то не догадалась, — вполне натурально сокрушается Зара Джамильевна. И если бы не Лала, которая в этот момент закатила глаза, я бы ей даже поверила. — Пойдем, Марьям, детка, не будем мешать мамочке.

— Нет! Я тоже хочу есть.

— Мы поедим в другом ресторане.

— Нет! — топает ногами. Сидящие за соседними столиками люди оборачиваются, из-за стойки к нам несется натянуто улыбающаяся хостес. Понимая, что ничем хорошим это не кончится, со вздохом указываю на соседний стол:

— Если столики соединить, мы все поместимся. Ты не против, Альберто?

Надо отдать ему должное. Говоря «Нет-нет!», он даже улыбается. Этим, мне кажется, европейские мужчины и отличаются от наших. Они спокойно могут вытерпеть ужин вместе с семьей бывшего своей женщины и даже бровью не повести.

— Спасибо тебе за вечер. И извини за то, что нам пришлось его провести в такой компании, — вздыхаю, когда Альберто выходит, чтобы усадить нас в такси.

— Ничего. Все равно ведь чуда не произошло.

— В каком смысле? — я нервничаю.

— Я не смог тебя заинтересовать.

— Ну что ты, — смущенно отвожу взгляд. Альберто — хороший мужик. Он правда очень ненавязчиво за мной ухаживал, не давил, давал так нужное мне на раздумье время.

— У тебя не было мурашек, — констатирует грустно, сунув руки в карманы брюк. Вокруг красота. Пряничные домики в огоньках, величественные горы…

— Мурашек? — глупо переспрашиваю, не совсем уверенная, что понимаю точный перевод. Все же я не настолько хорошо знаю итальянский.

— Когда женщине нравится мужчина, у нее всегда мурашки. — Альберто улыбается. Тонкие лучики морщинок образуются в уголках глаз. Я не знаю, куда себя деть.

— Не выдумывай, — фыркаю. — И не пропадай!

Ныряю в такси, пристегиваю Марьям. Всю недолгую дорогу до нашего шале я только и думаю, что об этих долбаных мурашках! Которые (какой смысл себе врать?) действительно равнодушны к Альберто. Но в этом-то я как раз вижу плюс, а не минус. Я не хочу никаких страстей. Другое дело — ровные отношения, основанные на уважении, общих интересах и… Я захлопываю дверцу такси — приехали, поворачиваюсь к шале и сталкиваюсь с поджидающим нас Маратом.

Что там я говорила про ровные отношения? Вспомнить уже не могу.

— Папа! Папа приехал! — ревет медвежонком Марьям. Совершенно не готовый к такому повороту Марат застывает соляным столбом. Да я и сама не очень-то готова услышать эти слова, хотя то, что бабка с дедом Марьям все это время науськивали, от меня не укрылось. Да они особенно и не таились. Рассказывая что-то, Зара Джамильевна каждый раз приговаривала: «А твой папа то, а твой папа это…». Я все думала, как ей объяснить, а оно вон — как-то само вышло.

— Привет! — ну вот, снова сипло.

— А я тебя все ждала и ждала! Где ты так долго был?! — обхватывает ладошками его колючие щеки. Варежки мы надевать не стали. И теперь они на веревочках болтаются по обе стороны от лица Марата.

— Да так. Улаживал один момент, чтобы теперь всегда быть рядом. — Улыбается как-то робко, смотрит на меня. А я же даже не знаю, о чем он, и как реагировать! Вздыхаю. Отворачиваюсь к двери, чтоб ту открыть. Даже достаю ключ, но руки так дьявольски дрожат, что замок не считывает карту.

С горечью понимаю, что вот он — мужчина, которому безраздельно подчинены все мои мурашки сразу. Бросил, предал, пропадал где-то, а ты смотри, им хоть бы хны. Бесхребетная скотина — эти мурашки… Но я-то уже, слава богу, себе цену знаю!

Замок все-таки срабатывает. Захожу в номер.

— А вы неплохо устроились.

— Спасибо, — растягиваю губы. Быть милой почему-то не получается. Хотя я обещала себе, что ради Марьям заткну все свои обиды подальше. — Беги, детка, в ванную.

— Я не хочу! Я хочу побыть с папой!

— А я никуда не ухожу, солнышко. Ты слушай, что мама говорит.