Исключительно твой

И мы бултыхаемся в озере до тех пор, пока кожа на пальцах не сморщивается. А потом так же, взявшись за руки, углубляемся в прислонившийся колючим боком к озеру лесок. Из плюсов — здесь в значительной мере прохладнее, из минусов — больше комаров и всякой разной живности, от которой постоянно приходится отмахиваться.

— Вот! — срываю огромную ягоду малины, подношу к губам Марата. — Вкусно?

— М-м-м! — кивает, лижет мои пальцы. Несколько следующих минут мы в тишине обносим густой малинник. То он меня кормит, то я его. Поднимаем тяжелые от ягод ветки. Столько лет, и не переводится ведь.

Наевшись досыта, валимся в траву. Я много где побывала, много видела красоты, но такого неба, как здесь, нет нигде в целом мире. Может, мне потому так важно разделить это небо с ним? Приподнимаюсь, касаясь сочной травы ладонью. Заглядываю в непривычно светлые глаза Марата. Ищу в них тревогу, может быть, сожаление. Но их нет. И меня отпускает. Кто кого первым целует, не знаю. Не помню. Да это и неважно совсем…

Зацелованная и заласканная, я не понимаю, кто я и где я. У меня месячные, и я боялась, что это несколько омрачит наш отдых, но, кажется, и мне, и Марату вполне достаточно того, что есть. Каждый жест, каждый поцелуй, каждая ласка наполняются каким-то новым, ранее незнакомым нам изысканным вкусом. Мы, наконец, в моменте. И так остро каждое это мгновение проживаем, что глаза пекут от слез.

— О чем ты думаешь?

— О том, как я рада, что мы познакомились именно здесь.

— Потому что здесь прошло твое детство?

— Нет. Потому что нам не пришлось ничего друг перед другом разыгрывать. Ты успел узнать меня настоящую, а я тебя. Встреться мы на каком-нибудь светском рауте, не уверена, что все бы между нами сложилось так…

— Как?

— Так просто. Мы ведь узнали друг друга исключительно потому, что были без масок. — Подтягиваю колени к груди. — Ты, наверное, думаешь, что я говорю глупости.

— Нет. Я очень хорошо тебя понимаю. Играй мы свои привычные роли…

— … прошли бы мимо друг друга и даже не оглянулись бы, — заканчиваю за него.

— Это вряд ли. Ты такая красивая, что я бы не упустил возможности проводить тебя взглядом.

— Правда? — смеюсь.

— Угу. Давай возвращаться. Тебя уже заели комары, — касается пальцем красных пятнышек у меня на предплечье.

— Тебя они почему-то совсем не так активно едят.

— У меня кожа толстая.

Насчет этого… Как бы мне не хотелось нарушать нашу идиллию:

— Отец не звонил?

Марат мрачнеет. И отрицательно качает головой.

— Мы не можем здесь сидеть вечно. Работу за нас никто не сделает.

— Не можем, — соглашается Марат, беря меня за руку. — И не будем. Расслабься, мы здесь меньше суток.

Марат, конечно же, прав. Я просто очень за нас волнуюсь. А лучше бы мне расслабиться. Как следует насладиться паузой, какой бы вынужденной она ни была. И следующие пять дней я в самом деле стараюсь выжать из наших каникул как можно больше. Мы много говорим, проводим почти все время на свежем воздухе. То с детьми, то с Сергеевной, но чаще — наедине. Марат рассказывает о своем детстве в Баку, о студенческих годах в Америке, о родителях и друзьях… Уж не знаю, специально ли он так выстраивает диалог, или это случайность, но мне становится гораздо понятней, как выстраиваются отношения в их семье, почему, что и как происходит. И от этого живущий в моей душе страх расползается, отравляя все по чуть-чуть.

— Ну, а ты чего не спишь, полуночница?

Вздрагиваю, услышав голос Сергеевны. Вопрос понятен, учитывая, что я сижу одна на берегу посреди ночи.

— Да вот. Не спится что-то…

— Удивительно, ты до того голосила, что я думала, вас завтра и к обеду не стоит ждать.

— Сергеевна! — выдыхаю шокированно. К четвертому дню нашей ссылки терпение у нас с Маратом закончилось, и мы все-таки занялись любовью. Крови уже почти не было, а упустить шанс быть вместе без резинки мы не могли. Вот только как Сергеевна об этом прознала? Мы же обосновались в самом дальнем домике! Да и шумели не сказать чтобы сильно. Все же дети вокруг!

— А что Сергеевна? Я думала вас на рюмку настойки позвать. У Макарыча знаешь какая? М-м-м.

— Ясно. — Вздыхаю.

— Так по какому поводу грусть-тоска? — Сергеевна не была бы собой, если бы тактично ушла, оставив меня наедине со своею печалью.

— Мы завтра домой возвращаемся.

— А-а-а. И что?

— Да ничего, боюсь я туда возвращаться. Предчувствие плохое.

— А Маратик что говорит?

— Ничего.

— Так, может, и нет повода волноваться?

— Не знаю. Но я не могу отделаться от мысли, что его отец попытается нас разлучить.

— Хотелось бы мне хоть одним глазком поглядеть на старого хрыча.

— Он не старый. По крайней мере, он не выглядит старым.

— А по гороскопу он кто? Не знаешь? Часом не скорпион?

— А если и так? — улыбаюсь.

— Тогда тебе не повезло. Мужики-скорпионы — редкие козлы.

— Кто это решил? — встаю, отряхиваю шорты.

— Вселенная. Я тебе говорю. Скорпионы — козлы вселенского масштаба. Ты все-таки узнай его дату рождения. И не забудь, что я тебе сказала!

— По поводу?

— По поводу детишек.

— Я уже однажды думала, что ребенок как-то поможет удержать мужика. Помнишь, чем это закончилось?

— Это другое!

— Нет. Я так не могу.