Исключительно твой

Если бы Марат хотел ребенка, он бы не предохранялся так тщательно. Убеждаю себя, что это не должно меня обижать. Всему свое время. Он просто обо мне заботится.

— Ну и дурочка. Таких мужиков надо тепленькими брать.

М-да. Такая вот примитивная логика. Сергеевна — хорошая, славная женщина, но представления о жизни у нее еще те… Замшелые и довольно дремучие. Если не сказать жалкие.

Возвращаюсь в домик. Забираюсь под бок к Марату. Он бормочет что-то во сне. Машинально прижимает к себе покрепче, и все мои страхи растворяются в летней сонной дремоте и еще несколько дней потом, после нашего возвращения в город, смиренно, ничем о себе не напоминая, затаиваются в ожидании повода, чтобы выползти на свет божий.

А ведь на первый взгляд хорошо. Работа движется. Марат убеждает меня, что все в порядке. Что они с отцом нашли способ, как замять историю с Коваленко. И у меня нет ни одной причины ему не верить… О том, какую цену нам придется за это все заплатить, я узнаю не сразу. Смешно сказать, от собственной же помощницы.

— Нам нужен шикарный свадебный салон! — я вскакиваю из-за стола, страшно возбужденная пришедшей мне в голову мыслью.

— Свадебный салон?

— Вот именно! Раз по плану здесь будет роскошный дворец бракосочетаний, что мешает здесь же организовать свадебный магазин? Где и жених себе сможет подобрать наряд, и невеста, и их подружки-друзья-родители! Навезу всяких Vera Wang и Oscar de la Renta, сделаем хороший размерный ряд. Ювелирный опять же! — щелкаю пальцами. — Ну? Как тебе идея?

— Думаю, шефу понравится. Жаль к его свадьбе не успеем открыть.

— К чьей свадьбе? — туплю.

— К свадьбе Марата Маратовича, конечно. Вы не знали, что он помолвлен?

ГЛАВА 17

Марат

— Это абсолютно… Совершенно невозможно. — Растерянно провожу рукой по затекшей шее.

— Почему? — ровно интересуется отец. Мы как будто с ним кружим в танце. В словесном танце, половину движений которого я не знаю.

— Потому что я люблю другую женщину, — говорю как есть, глядя отцу в глаза. Скрывать очевидное уже нет никакого смысла. Пусть даже страх его разочаровать во мне, кажется, неубиваем.

— Не понимаю, как одно может помешать другому, — говорит он, нахмурившись.

— А можно прямо, без намеков? Я что-то перестал улавливать их смысл.

— Твоя несдержанность, сын, поставила нашу семью в очень сложное положение. Я столько лет строил бизнес не для того, чтобы ты пустил нас по миру. Какими бы ни были твои мотивы.

— Я понимаю, отец. Но и вы поймите. Выход Коваленко из наших проектов — не конец света. Я как раз ищу другие варианты.

— И как? Находишь?

Нет. И отцу прекрасно это известно.

— У меня есть кое-какие соображения, — упрямо стою на своем.

— Да. Ты их уже озвучил. А теперь все-таки, пожалуйста, послушай мои.

Отрывисто киваю. Вдавливаю пальцы в полированную крышку стола. Ощущение того, что я пассажир съехавшего под откос поезда, все усиливается. В ушах гремит, перед глазами мельтешат круги — огни уносящихся вдаль семафоров.

— Если мы рассоримся еще и с Фаризом, у нас будет два голоса против одного в самых ключевых проектах. Тебе не надо объяснять, что это означает?

— Нет. Но я и не прошу вас ссориться с Фаризом.

— Это неизбежно. То, что ты отказался от его дочери — оскорбление. И мы все это понимаем.

— Я ничего не предлагал Фариде! Вы сами что-то порешали, а теперь я виноват?!

Морщусь от того, как по-детски это звучит. Остается только упасть на пол и застучать от бессилия ногами.

— Ты прав. Я тоже, к сожалению, совершаю ошибки, — произносит отец печально. И именно эта печаль будит во мне какую-никакую надежду. Я чуть перевожу дух. Воздух с шумом наполняет мои горящие легкие. — Но теперь уж что? Ситуация патовая.

— Да почему?!

Выдыхаю. Напряжение снова усиливается, хоть кидай сюда провода…

— Ты должен быть благодарен Фаризу, что он готов закрыть глаза на ту ситуацию и дать тебе еще один шанс. Будь он чуть более мнительным, мы оказались бы в гораздо более сложной ситуации.

— Да неужели? — цежу я, не разжимая челюстей.

— Ты променял его дочь, достойную кроткую девочку, на… — Я вскидываю голову. Отцу хватает ума закончить так мягко, как это возможно: — На гораздо менее подходящую партию.

— Да он просто благороднейший из ныне живущих, — с сарказмом фыркаю я.

— Благородство тут ни при чем. Фариз много повидал на своем веку. Ему не надо объяснять, как порой бывает беспомощен мужчина перед красивой женщиной. И каких может наломать дров. Он вошел в твое положение. Хотя мог этого и не делать. Ты должен быть благодарен.

— А его не волнует, что я люблю эту самую красивую женщину? Не его дочь, заметь!

— Марат…

— С этим мне что прикажешь делать, папа? Со своими гребаными чувствами! Сделать себе лоботомию?

Неотвратимость выбора вгоняет меня едва ли не в истерику. Нежная розовая кожа на буквально только что подживших костяшках натягивается. И кажется, еще чуть-чуть, и снова лопнет от того усилия, с которым я сжимаю руки в кулаки.

— Не драматизируй!