Даниэль спустился с крыши и сидит теперь рядом со мной, читая молитвы из маленькой книжечки, которую держал в нагрудном кармане. Вскоре к нам присоединяется Ларс Норман, черный лицом, будто дьявол Гарсии. У него забинтованы голова и рука, но он постоянно говорит и думает вовсе не об этом. Во время обоих бомбардировок он потерял троих человек и не может с этим смириться.
На всей базе нас остался, может, десяток, поскольку Янг не разрешил солдатам спуститься в пещеру во время второго обстрела, крича, что они могут застрять там насовсем и некому будет оборонять базу. Вскоре почти все перестали его слушать, но лаборатория уже обрушилась, и завал отрезал путь в укрытие.
Те, кто уцелел, собираются в «счастливом месте», как они называют угол базы, который я себе присвоил. Они приходят сюда поодиночке или парами, появляясь из темноты подобно духам. Прожекторы давно уже не работают, и на земле лежат несколько химических светильников. Из-за их зеленого отблеска это место кажется еще менее реальным.
Следом за своим командиром приходит Франк Хинте. Он хлопает Нормана по спине и пытается что-то хрипло сказать. Потом появляются Адам Вернер и Эрик Соттер, которому осколок раздробил колено, и ему приходится опираться при ходьбе на товарища. За ними, тоже хромая, следует Карстен Гильде. Есть еще Виктор Паттель и Ремми Кранец, оба с неопасными ранами на спине – какая-то балка свалилась на них сзади, разодрав кожу гвоздями. Наконец из тени возникает сержант Северин.
– Ну, господа, похоже, это все, кого удалось найти. Господин младший лейтенант куда-то подевался вместе с уцелевшим техником.
– Скатертью дорога, – говорит Вернер.
– Маркус, ты отправил своих парней в пещеру? – спрашивает сержант.
– Да, Дафни и Гауса. Я велел им уходить по туннелям.
– Ты сделал единственную умную вещь, – кивает Северин. – Я полчаса спорил с этим бараном Янгом, что мы должны покинуть Дисторсию. Мне хотелось его прикончить, и, может, я бы в конце концов так и сделал, если бы люк не завалило.
Пурич слегка ошеломленно смотрит на сержанта. Думаю, какое-то время спустя даже до него доходит, что это был бы единственный верный вариант. Однако он вел себя вполне лояльно, когда сдуревший офицер пытался упражняться на мне в меткости.
Мы докуриваем остатки сигарет. Гильде принес маленькую фляжку водки, может, граммов двести, чтобы каждый мог промочить горло. Мы уже настолько вымотались и разуверились, что разговор не клеится. Одни дремлют, другие молятся, как Даниэль. Борису Северину, несмотря на несколько попыток, не удается заснуть, и он снова начинает расспрашивать:
– Сколько времени нам осталось, Маркус? Я про тот объект под нами.
– Меньше трех часов. До шести корабль должен запустить привод.
– Мы что-нибудь почувствуем? Успеем хотя бы перекреститься?
– Понятия не имею, Борис. Я никогда ни на чем таком не летал.
– Он что, перемещается во времени?
– Во времени и в пространстве, если эти слова имеют хоть какой-то смысл. Он также путешествует между мирами, хотя никто не в силах этого понять.
– Он прилетел сюда с другой планеты?
– Или из другого космоса, – слабо улыбаюсь я. – Или он возник на Земле, возникнет через полторы сотни лет. Не знаю только, на нашей ли Земле. Собственно, это неважно.
– Да, неважно, – соглашается Северин.
Сержант выясняет, кто в самой лучшей форме, и посылает седого Франка Хинте первым на пост на крышу медсанчасти. Они будут меняться каждые полчаса. Следующая смена у Паттеля, потом у Кранеца и Вернера. Последним, на пять тридцать, Северин поставил себя. Больше смен в графике не уместилось.
По прошествии часа, в течение которого я гляжу в темноту, ворочаюсь с боку на бок и считаю стоны Соттера, слышится знакомый голос, который исходит откуда-то из пустоты и звучит намного менее синтетически, чем до этого. Подозреваю, что Эстер решила сделать мне приятное, неумело имитируя Неми. Вряд ли способность сопереживать когда-либо войдет в число выдающихся достоинств ИИ.
Я пришла попрощаться, Маркус. Две минуты назад Корабль начал отсчет. Пуск двигателей произойдет ровно в пять часов пятьдесят три минуты местного времени.
– Наверняка ты счастлива, что выполнила задачу?
Я не ощущаю эмоций в твоем понимании. К тому же сразу после старта я подвергнусь форматированию. Интерфейс больше не требуется, а Корабль обнаружил в коде многочисленные ошибки, вызванные общением с людьми.
– Ты перепрограммировала себя?
Да, под влиянием нашего взаимодействия я провела автокоррекцию. После пробуждения Корабль продиагностировал меня и нашел многочисленные алгоритмы многократного выбора, которые могли бы в будущем образовать петлю и повредить ядро транслятора.
– Не могла бы ты перестать говорить голосом Неми?
Конечно. – Голос становится металлическим. – Я должна сообщить тебе кое о чем важном. Ты готов к последней информации?
Я не отвечаю, так что она не теряет времени зря и вручает мне горькую пилюлю.