Искажение

Мы пьем вместе. Крепкий самогон обжигает горло, вливаясь в оставшуюся на месте желудка дыру. Я представляю себе внутренности в старой биологической лаборатории, плавающие в спирте, будто образец паразита в формалине. Бомбы взрываются все реже, а меня клонит в сон. Баллард курит самокрутку и рассказывает истории из своей жизни, беспрерывно говоря о жене, с которой познакомился пять лет назад в отпуске. Думаю, он очень ее любит.

На нас сыплется дождь из гравия.

– Ты не должен оставлять ее одну, – помолчав, говорю я.

– Ничего не слышу! Но ты наверняка думаешь о том, почему я здесь? Она бы не стала меня уважать, если бы я не поехал служить! Женщины редко бывают такими патриотками. Так уж вышло, Маркус. Я должен был поехать!

Похоже, он опьянел от усталости и страха. У меня тоже все сильнее шумит в голове.

Наконец изнеможение берет свое, и я закрываю глаза. Уже почти тихо, и я вздрагиваю во сне, когда какой-то заблудший снаряд бьет в землю недалеко от медсанчасти. Я даже не открываю глаза – до того приятно сидеть в тишине.

Мне кажется, будто находившийся под нами корабль незаметно исчез, улетев в космос или в иной мир, в иное время, и мы теперь сидим на тонкой скорлупе, которая в любой момент может обрушиться. Впрочем, мне это нисколько не мешает – если вести себя осторожнее и не слишком подпрыгивать, скорлупа вполне выдержит. Я поворачиваюсь на бок, подкладываю руку под голову и проваливаюсь в небытие.

Когда я просыпаюсь, Баллард все так же сидит рядом в неудобной позе, странно скорчившись и опираясь о стену. Услышав, что я пошевелился, он медленно поворачивается, и я вижу его окровавленное лицо.

– У тебя кровь на щеках, – хрипло говорю я.

– Знаю, старик. Измазался.

Он показывает мне ладонь, испачканную красным. Только теперь я замечаю, что он держится за живот, пытаясь остановить кровотечение и удержать вываливающиеся внутренности. Я не могу поверить своим глазам.

– В меня попали, – тихо говорит он. – Последний взрыв. Осколок угодил прямо в брюхо. Я ненадолго отрубился, но, как видишь, очухался.

– Погоди. – Я поднимаюсь на деревянных ногах. – Пойду поищу доктора Заубер.

– Не нужно, она мне ничем не поможет. – Он замолкает, и его тошнит кровью.

– Может, все-таки дадим ей шанс?

– Останься, Маркус. Не хочу быть один.

Я сажусь рядом с другом и обнимаю его за плечи. Я чувствую, как он дрожит, как уходит из него жизнь. Мой выжженный мозг пытается свыкнуться с мыслью, что Балларда скоро не станет и он уже не скажет ничего такого, что могло бы застать меня врасплох, не покажет миру средний палец.

– Я хотел увидеть, как все закончится, всего нескольких часов не хватило, – шепчет он.

– Могу я тебе чем-то помочь, Крис?

– Я вколол себе морфий. Но все равно, блядь, больно. – Он снова плюет кровью.

Он кладет голову мне на плечо и умирает. По телу пробегает короткая судорога, и оно безвольно обмякает. Я держу его еще несколько мгновений, целую вечность, и, мягко отстранив, прислоняю к ограждению. Все, кого я любил, все товарищи и командиры, которые были мне близки, уплывают во тьму.

Небо над нами темнеет. Ночи в пустыне Саладх прекраснее, чем где-либо еще. Я жду, когда на небосклоне начнут мерцать звезды, посылая нам тайные знаки. Мне хочется, чтобы ночь забрала всех прежде, чем это сделает чужой корабль. Я смотрю на часы – до старта остается только девять часов, а Эстер молчит как проклятая.

Прошло три часа после обстрела. База пуста, никто за мной не пришел. Осторожно поднявшись, я долго обхожу ее вокруг, стараясь не споткнуться на обломках и изуродованных трупах. Я даже не наклоняюсь, чтобы проверить, кто погиб, – трупу все равно не поможешь, а если я упаду, будут проблемы с тем, чтобы встать. Приходится следить также за ямами в земле и острыми предметами, повсюду подстерегающими неосторожного путника.

Хуже всего выглядит «Кавказ» и то, что осталось от ворот. Никто из часовых не выжил. Палатка продырявлена и частично присыпана землей, в крыше склада зияет черная дыра, а от здания командования осталась только половина. Как я и думал, душевая исчезла бесследно, а лаборатория обрушилась.

Не пострадала лишь медсанчасть. Стекла из окон вылетели, но само здание неплохо держится. Два «кераста» сгорели, зато бочка с топливом, плотно обложенная мешками, пережила бомбардировку. Защита выглядит не лучшим образом – часть ее дырявая, словно сетка, и сползла с цистерны, продолговатые металлические очертания которой виднеются под мешками. В следующий раз может не удаться.

Я свечу вверх фонарем. С крыши здания командования свисает чья-то рука. Если там на посту стоял Петер со своими солдатами, бомбардировку они не пережили. Я размышляю, почему повстанцы еще не пошли на штурм. Что удерживает их от того, чтобы захватить базу и насадить наши головы на длинные шесты? Может, полковник Гарсия боится дьявола, которого мы кормим? А может, он ждет, когда над пустыней взойдет солнце, поскольку Зверь слабеет в его лучах?