Иранская мина

– У иранца родственник араб, – хмыкнул Юсуф. – Забавно.

– Он может быть родственником жены, дядей, двоюродным братом, – спокойно пояснил Казбек. – Это еще не все. С того времени Мустафа дома не появлялся. Его больше не видели.

– Сбежал? – сразу насторожился Юсуф. – Ну, теперь его уже не догнать, никакие кордоны на дорогах и на вокзалах его не задержат.

– Что-то я очень сомневаюсь, что садовник сбежал, – задумчиво проговорил Буторин. – Никакого покушения, даже признаков его подготовки на территории американского посольства не найдено. Факт проникновения постороннего неприятен, но это еще не преступление. Ситуация вполне может быть расценена как халатность. В чем винить садовника? В том, что он впустил кого-то? Родственника, друга, племянника, чтобы тот посмотрел, как живет цивилизованная Америка? Чего бежать? Уволят его, вот и вся беда. А вот если действительно охрана усмотрела признаки подготовки покушения на президента страны, тогда роль садовника очень и очень важна. Прятать его, эвакуировать куда-то в глубь страны – зачем немцам такая канитель? А?

– Я согласен с вами, – поддержал Виктора Казбек. – Я даже думаю, что они не особенно и скрывались. Мустафа ведь живет недалеко отсюда, в этой стороне города?

Втроем они обошли довольно большую площадь, особенно уделяя внимание зарослям кустарника, ямам, канавам и пересохшим старым арыкам. Тело нашел Юсуф, уловивший трупный запах. Когда Буторин увидел, как переводчик стоит на камнях и машет одной рукой, зажимая второй нос, он подошел и поморщился. Тело было не очень старательно завалено ветками наломанного здесь же кустарника. Судя по запаху, труп лежал уже трое суток.

Когда спустя час приехали сотрудники охраны американского посольства и Шелестов, Казбек был уже далеко. Американцы начали фотографировать тело и процесс его извлечения из канавы. Буторин тем временем тихонько пересказал Максиму все, что им удалось узнать, в том числе и сведения, полученные от Казбека. Шелестов молча слушал, покусывая губу. Труп – это лишь одна сторона медали, лишь маленький ответ или подсказка. Настоящие ответы по-прежнему скрыты в тумане.

– Если они не очень уж стремились спрятать тело, то какого хрена его не убили дома? – проворчал Буторин.

– Значит, им надо было выиграть время. Надо было, чтобы мы потянули другую ниточку, а не эту. Что толку, если бы американцы в первый же день приехали к Мустафе домой и обнаружили, что он убит? Сразу ясно, что это «пустышка». Могли всерьез и не отреагировать. А тут все переполошились, стали страшные гипотезы предлагать, решения важные принимать…

– Какие решения? – удивился Буторин.

– Например, решение президента Рузвельта остановиться не в своем посольстве, а в советском.

– Едрена вошь! Чтобы одним ударом сразу двух лидеров, что ли? – повысил голос Виктор.

Даже Юсуф, стоявший поодаль, обернулся на его возглас.

– Тише, тише, – улыбнулся Шелестов. – Без нас об этом уже подумали. Там тройная линия охраны – мышь не проскочит. Ты лучше вот о чем подумай: кому выгодно нагнетать обстановку, создавать атмосферу ожидания неминуемого покушения, ощущения, что немецкая разведка пойдет на все ради такой попытки, хотя бы одной-единственной – а вдруг получится?

Гости стали расходиться, а Сосновский устроился в кресле у балконной двери и начал рассматривать Элизабет через стекло винного бокала. Эта красивая стройная женщина слыла успешной журналисткой, работая на несколько европейских изданий. Элизабет не состояла в штате ни одного из них, но ее гонорары от этого не страдали.

Закрылась дверь за последним из журналистской братии, работавшей в это время в Тегеране. Женщина взяла сигарету, вставила ее в длинный мундштук, прикурила и не спеша уселась в кресло напротив Сосновского, закинув ногу на ногу. Ее длинное вечернее платье распахнулось, слишком высоко обнажив изящную ножку почти до самой резиночки, поддерживающей шелковый чулок.

– Вы знаете, Элизабет, – изображая голосом пьяные интонации, заговорил Сосновский, – в сочетании с красным вином, преломляющим этот нектар в изумительные рубиновые слезы, женская красота кажется божественным светом, снизошедшим с небес.

– Вы красиво говорите, Мишель, – промурлыкала женщина, обворожительно улыбаясь. – В вас определенно есть дар обольщения и чувствуется значительный опыт в этой области. Только я не особо понимаю, зачем вы применяете ко мне свои колдовские чары? Вы кто – поляк, датчанин, русский? Хотя нет, вы австриец. Или нет?

Сосновский оценил этот хитрый ход. Сначала утверждение, приглашение к игре, к флирту и потом сразу же конкретный вопрос. Как поступит мужчина? Пропустит флирт мимо ушей и бросится старательно расписывать свою родословную и, соответственно, причину своего пребывания в Тегеране? Или ему будет абсолютно наплевать на интерес женщины к его этническим корням, если его переполнит желание этой женщиной обладать?