Получалась парадоксальная ситуация: внутреннее единство нации обеспечивала организация, не имевшая внутреннего единства. Причем обеспечивала вполне сносно, хотя и не без накладок. Но для этого в министерстве теоретически должно было существовать что‑то такое, что в минимальной степени было подвержено болезни под названием «борьба компетенций». В роли «чего‑то такого» теоретически должны были выступать конференции для средств массовой информации, проводившиеся лично Геббельсом. К большому сожалению последнего — только теоретически.
Каждый день ровно в 10 часов 30 минут[103] в министерстве пропаганды становилось людно. Прибывала необычайно представительная публика: статс–секретари и главы других министерств, представители Имперского руководства пропагандой, доверенные лица, в задачи которых входило обеспечение связи с различными министерствами и Высшим командованием вермахта. В более поздний период существования Третьего рейха присутствовал еще ряд особо доверенных представителей прессы. К 1941 году количество собиравшихся на утренние конференции достигало 50 человек[104]. Эти не массовые, элитные собрания назывались министерскими конференциями. Поначалу они были нерегулярными и собирались лишь в особых случаях. С началом войны, видимо, каждый случай стал рассматриваться как особый, и конференции стали ежедневными. Подготовка к этим своеобразным планеркам начиналась для министра пропаганды совсем уж ранним утром с того, что Геббельс лично просматривал 40–50 страниц, заполненных информацией, пришедшей по каналам Немецкого бюро новостей. Помимо этого он штудировал специально подготовленные для него сообщения из иностранной прессы и радиопередач. Когда он успевал это делать, оставалось для окружающих тайной. Каждый день заканчивался для министра необыкновенно поздно. Дневниковые записи свидетельствуют о фантастической работоспособности министра. Казалось, он был лишен такой человеческой потребности, как сон. Бывали моменты, когда на отдых отводилось не более двух часов в сутки.
Несмотря на огромные нагрузки, к началу каждой конференции Геббельс оказывался осведомленным обо всех важнейших событиях, происходивших в Германии и в мире. Своей осведомленностью он делился с участниками, как правило, лично. Свою болезнь министр чаще всего не рассматривал в качестве уважительной причины для отсутствия. Другое дело — государственные надобности. Бывали моменты, когда обстоятельства требовали личного присутствия Геббельса за пределами Берлина. В этих случаях председательство на конференциях брал на себя кто‑то из статс–секретарей либо руководитель подотдела Немецкой прессы. В редких случаях — руководитель подотдела Иностранной прессы.
Глава министерства и в этих случаях «держал руку на пульсе», передавая руководящие указания через личных пресс–референтов. Последние зачитывали их по телефону. Далее информация звучала на министерских конференциях, с тем чтобы быть донесенной непосредственно до представителей средств массовой информации на совещаниях руководителей подотделов.
После Министерских конференций происходило достаточно компактное рабочее совещание. Задачей его было согласование основных руководящих указаний для прессы между пресс–референтами. Логично предположить, что далее полученная информация, лишенная всяческих противоречий, поступала напрямую к представителям прессы. Бывало, что все оно так и происходило по замыслу Геббельса, и тогда система работала, как часы.
Но чаще снова начиналось все то же самое: вмешательство в работу друг друга, приводившее к потере четкости и неизбежным конфликтам.
После министерской конференции руководитель отделения немецкой прессы получал по телефону целый ряд дополнительных указаний от шефа имперской прессы Отто Дитриха. Случалось, что эти указания напрямую противоречили тем, что были получены от Геббельса.
С ноября 1940 года ситуация еще усложнилась. После того как подходила к концу министерская конференция, тут же начинала свою работу еще одна, промежуточная[105]. Опять вмешивался извечный соперник Дитрих. Если не лично, то через своего заместителя Зюндермана он передавал представителям других министерств так называемый «лозунг дня шефа имперской прессы»[106]. Случалось, что на этих конференциях мнение Й. Геббельса не только не учитывалось, но и напрямую игнорировалось. Геббельс пытался выторговать себе приоритетное право формулировать лозунги, да только Гитлер опять снисходительно, но твердо вступился за Дитриха:
«Доктор Дитрих хотя и маленького роста, но тем не менее выдающийся специалист и знаток своего дела»[107].
Так все и продолжалось по–старому, к вящему неудовольствию министра пропаганды.
Так как особое внимание при этом уделялось тому, чтобы донести концепцию шефа прессы до руководителя подотдела немецкой прессы, то последний, соответственно, оказывался между двух огней. Возникала достаточно неприятная для него ситуация, когда приходилось выбирать, кого из всесильных иерархов Третьего рейха ослушаться на этот раз.