Иосиф

Не смогло христианство за две тысячи лет превратить человека бесовского в человека божественного. И его, Иосифа, усилия мало что дали. Как же будет звучать самый главный вопрос к нему, Иосифу? Он знает, что многие свои дела делал против Бога. А самый страшный грех состоит в том, что он возомнил себя Богом среди людей и правил не жалея чужих жизней. Стал ли он от этого вместилищем сатаны? Иосиф не знал этого, но вся душа его протестовала, ведь он боролся за Добро! Сатана борется за Зло, а он боролся за Добро. Неужели цена его борьбы оказалась выше цены Добра? Именно ответ на это мучительное сомнение он должен услышать на Страшном Суде, и он ждет приговора с нетерпением. Ведь приговор подведет итог всего того, что Иосиф сделал с собой и с миром.

Сознание наливается свинцовой тяжестью и Иосиф чувствует незримую воронку над местом Распятия, которая втягивает в себя души усопших, но понимает, что его черед еще не наступил. Там, в Кунцево, охрана уже обнаружила его неподвижное тело и началась суета. Сознание снова возвращается на место земной последней муки.

Глава 1 Кето

Отрочество должно переходить в юность незамутненное мирскими скорбями. Тогда человек открывается для счастья. Он летает в грезах о будущем между облаками. Он поет песни и способен дарить добро. В юности Иосифа не было безоблачных полетов в счастливых грезах. Хотя в семинарии он быстро научился летать между отрогов Святого Писания, карабкаться на святоотеческие вершины, постигать излияния светских умов. Эти полеты учили его видеть духовный мир, но не давали ключа к пониманию грядущего. Иосиф был еще отроком, когда в его душе зародилась первая взрослая тоска – он должен был непременно найти этот ключ, иначе жизнь теряла для него смысл. Радость, с которой он пришел в семинарию, сменилась разочарованием. Семинария не учила его понимать будущее. Она учила твердо верить в то, что будущее в руках Господа, а Иосиф очень хотел знать, что ждет окружающий его мир завтра и послезавтра. Дела в Империи шли плохо, и это не нравилось Иосифу. Не нравились успокоительные проповеди церковных иерархов, не нравилось свинцовое равнодушие царского правления к нужде простых людей, не нравилось безнадежное и отчаянное существование этих простых людей. Простые люди, в большинстве своем крестьяне, трудились на земле, умирали с голоду и еще платили за землю, которую 49 лет подряд с момента отмены крепостного права должны были выкупать у помещиков.

Фабричные рабочие – все те же вчерашние крестьяне существовали на положении рабов, болели, умирали в перенаселенных бараках, и картина эта была беспросветной.

Поэтому рано в политику пошел. Правду искал, горячий был, безоглядный. Еще семинаристом стал рабочий кружок вести, железнодорожников с марксизмом знакомил. Сам в марксизм, как в Святое Писание, поверил. А как же иначе? Капитал – враг рабочих, разве нет? В Тифлисе с социал-демократами подружился. Настоящие орлы, кристальной чистоты люди. А после исключения из семинарии окончательно себя революции посвятил. В первом номере газеты «Брдзола» его передовица уже стояла, а ему только 22 года исполнилось. Потом стачку за стачкой, забастовку за забастовкой, много всего организовал. Рабочие его любили, он рабочих любил. Сам на гроши жил, на пустой похлебке держался, и они на гроши жили. Отсюда и спайка и доверие. Привык к запаху пропотевших рубах и немытых волос. Привык к простой речи, сам научился просто говорить. Видел, что его слушают, а это дорогого стоит. Рабочий не каждого слушать станет, у него нюх на болтунов. И Бог где-то рядом был, поддерживал. Бог всегда поддерживает, когда с простыми людьми один хлеб ешь, одни слова говоришь. Бог ему помогал вожаком стать. Поэтому он в себе такую силу рано почувствовал. Его товарищи – марксисты не почувствовали. Много с ними спорил, ругался. Не понимали они, что он – особенный. Поэтому часто переезжал. Из Тифлиса в Баку, из Баку в Батуми, потом еще дальше. Зато рабочие в нем рано вожака увидели. В 1902 году в Батуми на огромную демонстрацию их поднял. Не один, конечно, с другими товарищами. Стреляли по ним, 14 человек убили. После этого в тюрьму попал. Сидел в тюрьме, а его заочно в состав Кавказского союзного комитета РСДРП избрали. Потом в ссылку отправили. Но он вскоре бежал и больше 4 лет на нелегальном положении находился.

Суровая получилась молодость, зато повзрослел быстро, понял, что за людей отвечает. Да и время любви приближалось. Чувствовал – его женщина где-то рядом ходит. Она и пришла. Кето. Ненаглядная, единственная, незаменимая. Кето – счастье всей жизни. Грустное счастье.