Иоганн Кабал, некромант

Прежде всего он поупражнялся в фокусах. Трюк с исчезновением карты, при помощи которого он заставил пропасть лишний билет, предложенный Фрэнку Бэрроу, технически он выполнял совершенно верно. Но вот с артистической точки зрения это был полный провал. Никуда не годилось. Кабал устроился с колодой карт перед зеркалом и принялся методично тренироваться, заставляя карты исчезать до тех пор, пока рукава и карманы его не начали оттопыриваться. Тогда он вытряс все карты и начал заново. Затем опять. И опять. Потом, чтобы как-то разнообразить процесс, он заставлял карту исчезать и тут же появляться. Дама пик возникала в его руке и тут же растворялась в воздухе. Кабал внимательно наблюдал за своим отражением. Затем он поставил зеркало под углом так, чтобы, кроме рук, ничего не было видно. Ему совсем не хотелось смотреть на свое лицо.

Когда уголки карт начали загибаться, а сами они выглядели словно черепица на тосканских крышах, некромант принялся за другие предметы на столе. Ручки, карандаши, линейка таинственно пропадали и тут же с триумфом появлялись. Кабал остался вполне доволен тем, как в полицейском участке ему удалось заставить заявление той женщины исчезнуть.

Вспомнив о нем, некромант извлек признание и контракт из кармана и какое-то время внимательно изучал их. Женщину звали Ниа. Кабал сомневался, что прежде ему приходилось встречать девушек с таким именем. Имя, кстати, было довольно красивым, и некромант, забыв обо всем остальном, какое-то время мысленно наслаждался его звучанием. Затем он достал маленький ключ из кармана жилета, отпер ящик стола и положил контракт в коробку на самое дно. Сверху оставался лишь один незаполненный документ. Он должен быть подписан сегодня до полуночи любым способом. Кабал убрал коробку и аккуратно запер ящик, а затем обратил свое внимание на признание. Он пробежал глазами текст и подивился тому, как точно все было изложено, учитывая, в каком ужасном состоянии находилась обвиняемая. Он еще несколько раз заставил заявление исчезнуть, а после порвал на мелкие полоски и бросил их в камин, находившийся в углу.

Откинувшись на стул, он побарабанил пальцами по краю стола. До захода солнца еще оставалось несколько часов. Что теперь? Хорст обещал закончить план и внести кое-какие изменения, чтобы сделать цирк более приемлемым для консервативных и благоразумных жителей Пэнлоу-на-Терсе. Однако, взглянув на бумагу, некромант не заметил никаких улучшений. Кабал вспомнил вчерашний разговор с Хорстом и отчего-то встревожился. Хорст говорил о какой-то важной для него вещи, но Иоганн отвлекся и пропустил мимо ушей. Он надеялся, что не упустил ничего слишком важного.

Кабал осмотрелся в поисках того, что могло бы занять его ум. Взгляд упал на большую тетрадь. Он взял ее. Временами каллиопа играла странную витиеватую мелодию, которая казалась отчасти знакомой. Возможно, если он запишет ее, то сумеет вспомнить, где слышал эту музыку прежде. Хотя, как правило, Кабал не поддавался банальным порывам, сейчас он совершенно спокойно взялся за карандаш и линейку, аккуратно начертил нотный стан и принялся записывать ноты.

Время шло. Стояла абсолютная тишина, лишь изредка ее нарушал хруст затачиваемых карандашей. За окном в полном молчании монтажники следовали той части плана, которую Хорст успел составить. По-хорошему, им даже не нужно было дышать – они делали это для пущего эффекта. «Дом медицинских уродств» превратился в «Дом генетически неполноценных», и теперь зрителей призывали не ужасаться, а образовываться. На месте «Зала боли: Пытки сквозь века» появился шатер «Человеческая жестокость: выставка совести», а на смену шоу «Монстры! Монстры! Монстры!» пришла экспозиция «Неизвестная природа: чудеса криптозоологии». Даже Кабал заинтересовался, хотя он уже год ходил мимо этих шатров каждый день.

Некромант закончил записывать мелодию и посмотрел на то, что у него вышло. Строчки ничего ему не напоминали. Не помогло, даже когда он наклонил голову сперва в одну сторону, затем в другую. Вдруг Кабала осенило – он разлиновал еще часть листа и переписал ноты в обратном порядке. Музыка все равно казалась незнакомой, однако, когда он смотрел на нее, она представлялась слишком радостной и неподходящей для этого места. Ради эксперимента некромант насвистел мелодию. Теперь он был точно уверен, что слышал ее прежде. За окном солнце уже почти село.