– Ну, можешь за нее не беспокоиться. У Ворона местами… м-м-м… странные идеи, но он – хороший парень. Мечтает строить жизнь по-новому. Без руководителей, совместно решать важные вопросы. Голосованием. Если с Красным городом у него не выгорит, я думаю предложить ему отправиться с нами в Зеленое… когда все уляжется.
– Думаешь, твоему отцу его идеи понравятся? – Кая вытянула было ноги, но тут же убрала их, потому что о них немедленно споткнулся, ругнувшись, кто-то из танцующих. Андрей рассмеялся:
– Вряд ли. Но мой отец – не единственный, кто будет принимать в Зеленом решения.
Кая промолчала. Она знала, что Влад искренне любит сына, – но сильно сомневалась, что даже из большой любви он прислушается к идее о всеобщем равенстве.
– Ты сказал «у него». Сам не планируешь в Красном городе оставаться?
Андрей пожал плечами:
– Мне нравится дома. Фае тоже. Моей задачей было наладить связи с Красным городом. И, если у нас все получится, думаю, можно будет считать, что я справился.
Одна из флейт запела громче остальных, а потом раздался звук затрещины и дружный хохот – соло оборвалось.
– Ну а ты, Кая? Останешься в Красном, когда все закончится? Вернешься домой?
– Домой, – повторила Кая задумчиво.
Она в который раз почувствовала, что не знает, что это значит. Ей нигде не было так хорошо, как в раннем детстве, – там, где они с дедушкой и родителями жили давным-давно, до Зеленого. Но то место – место, которое не имело названия, – было разрушено, и от него не осталось ничего, кроме неясных детских воспоминаний вроде запаха жареного мяса, горячей воды в лохани под яблонями, горстей земляники, песен матери, отца и дяди, – и со временем вспомнить их песни стало куда проще, чем лица. Они любили петь.
Ей было хорошо в княжестве Гана – но оно не имело смысла без него самого.
Она вспомнила Северный город – молчание статуй и картин на стенах. Туманную дымку над утренним городом. Море воды. Тишину. Там, должно быть, понравилось бы дедушке. Единственный город, где осталось место прошлому. Где живут люди, которые его хранят.
Раньше ей ни за что не пришло бы в голову вернуться туда – чтобы остаться. Но сейчас она чувствовала себя такой уставшей – уставшей как человек, который прожил тысячу лет. И мысль о том, чтобы вернуться туда, в царство покоя, тишины, чтобы делать что-то, что имеет смысл, – хранить для будущего то, любовь к чему объединяла и ее, и дедушку, и Гана, и Артема, – вдруг показалась спасительной.
– Я не знаю.
– Понимаю, – сказал Андрей тихо. – Это из-за того человека, которого ты искала, да? И из-за Артема? Ты скучаешь по ним?
Кая вздохнула:
– Вы с Шоу сговорились, что ли, да?
Андрей усмехнулся:
– Прости. Ты права, я лезу не в свое дело. Не скажу больше ни слова, просто… я тоже очень скучаю по Фае. Она не знает, жив ли я… Мир так непредсказуем. Я тоже не могу знать наверняка, что она жива. Мы мало успели побыть вместе, и сейчас я жалею об этом. Не знал, что так долго пробуду тут… – Андрей вдруг осекся, нахмурился и заглянул в кружку. – Что они туда добавляют, а?
Кая не выдержала, рассмеялась, и он улыбнулся в ответ.
– Короче, если захочешь потанцевать с кем-то, кто знает, каково тебе, – тут я, конечно, не помощник. Но если захочешь поговорить…
– Что за чушь, – сказала Кая, резко вставая со скамьи. – Давай, поднимайся. И палку свою оставь.
– Да брось, Кая. Я не могу, я же…
– Давай-давай. Идем. Ты сам ко мне подошел – так что нечего ломаться.
Андрей медленно отставил палку в сторону. На мгновение лицо у него стало совсем таким, как раньше, – не таким отрешенным. Веселым. Уверенным.
– Ну что же, ты сама этого захотела, рыжая.
Очень медленно они вышли к танцующим. Кая держала Андрея под руку так, чтобы, опираясь на нее, он мог идти с ней рядом, не отставая.
Она выставила локоть перед собой на случай, если кто-то из веселых танцующих решит врезаться в них.
Они вышли на середину зала, и Ворон с Шоу потеснились, давая им место, не глядя – кажется, машинально. Эти двое продолжали смотреть друг на друга, и Андрей с Каей уже не могли их от этого отвлечь – как не смогла бы отвлечь даже стая нечисти, реши она прорваться сюда.
Кая повернулась к Андрею, положила одну его руку себе на талию; другую он сам, без подсказки, опустил ей на плечо. Они танцевали медленно, покачиваясь, делая по кругу, должно быть, в минуту. Так было бы уместно танцевать, будь музыка медленной, плавной, величественной, – как та, которую играл оркестр на приеме у Сандра. Она вспомнила, как танцевала тогда с Артемом – как он смущался, потел, краснел и как все время смотрел себе под ноги, боясь наступить на подол ее платья… Но иногда он все же решался посмотреть ей в лицо – и тогда она видела его глаза, сияющие, восторженные: такими она видела их часто и до того, да только не замечала… Не хотела замечать.