Иные земли

Они прошли в ворота один за другим, и Артем крепко вцепился в изрядно обтрепавшийся рукав рубахи Гана, чтобы не потерять его в толпе. Желающих попасть в город Тофф было больше, чем казалось издалека, – со всех сторон напирали чужие спины, руки и ноги. На этот раз Артем увидел не только людей или похожих на людей существ – в толпе мелькнула когтистая зеленоватая лапа, а сразу следом за ней что-то напоминающее крыло огромной летучей мыши.

– Не делай такое лицо, – прошипела Дайна. – Веди себя естественно.

– Может, у меня всегда такое лицо. – Артем нервно засмеялся, но осекся, наткнувшись на ледяной взгляд Дайны.

– Слава Аждая, это не так.

На входе в город не было стражи. Желающие войти проходили сквозь арку, обросшую темно-зелеными пульсирующими грибами, похожую на киль давно затонувшего корабля.

– Что это? – прошептал Артем.

– Ольхи. Они чувствуют дурные намерения.

Зря она это ему сказала. Артем принялся усиленно думать о хорошем – но, к его ужасу, чем ближе они подходили к арке, тем более чудовищные мысли лезли ему в голову: зайдя в город, он принимался крушить все подряд, выхватывал из-за пояса у Дайны нож и перерезал ближайшему прохожему горло, убивал стольких, скольких мог…

В ужасе от самого себя, Артем попятился, но отступать было поздно. Он зажмурился, проходя через арку, ожидая, что она испепелит его на месте… Но ничего не случилось. Получив чувствительный тычок в бок от кого-то, кому он мешал пройти, Артем открыл глаза.

Город Тофф напоминал суетливый муравейник изнутри еще больше, чем снаружи.

Все здесь – дорожки под ногами, невысокие домики, стены города – было сделано из камней всех оттенков осени. Красный, оранжевый, бурый, желтый, бежевый сплетались друг с другом, как в танце, ослепляли, завораживали. На домиках побольше виднелись разноцветные значки. Кое-где стены были заменены желтым прозрачным стеклом, за котором были выставлены причудливые предметы, висела одежда, лежали грудами орехи и плоды. За одним из больших стекол Артем выхватил взглядом компанию людей в бордовых балахонах – сосредоточенные и отрешенные, они играли в настольную игру на широком круглом поле. За другим он увидел навку и рефлекторно отшатнулся, врезавшись в Гана плечом. Навка с сосредоточенным видом разглядывала что-то в глубине домика. Они двинулись дальше.

Мимо пробежала, визжа и вопя, стайка детей, самых обыкновенных, веснушчатых, чумазых. Один из них тянул за собой воздушного змея на очень длинной бечевке, которая рисковала запутаться в развешанном на веревках белье. Змей, сделанный из чего-то алого и чешуйчатого, парил высоко в ясном синем небе.

Резко пахло то специями, то гнилью, то горячим песком, то чем-то острым и терпким. И город шумел – визжали дети, говорили люди, шуршали мелкие камушки, разбегаясь, как живые, из-под ног прохожих; кричали темно-зеленые птицы с крупными клювами, перелетающие с крыши на крышу тут и там, ревели под тюками или всадниками лохматые серые звери с острыми клыками, нависающими над нижней губой, но с совершенно коровьим, безобидным выражением влажных темных глаз…

Постепенно Артем начал привыкать к здешней яркости. Теперь он различал на стенах некоторых домов изображения цветка с пятью лепестками – точно такой же Дайна рисовала на террасе своего домика. Он замечал похожих на рыжих кошек зверьков, подбирающих объедки у дверей домов.

И он видел взгляды людей – и взгляды тех, кого привык считать «нечистью», осмысленные или бездумные, сосредоточенные или рассеянные… Похожие на человеческие.

Они все шли по петляющим улочкам, и Артем не мог понять, как Дайне удается отличать один рыжий поворот от точно такого же другого. Ему казалось, что здесь даже местные должны двигаться наугад, руководствуясь чутьем, как муравьи в своих подземных замках.

Они повернули в очередной раз, и в какофонию звуков, запахов, голосов вклинилась мелодия – на небольшой песчаной площадке у фонтана из черного камня разместился маленький оркестр. Три девушки с кожей, выкрашенной белой краской, старательно выводили странную мелодию на инструментах, названий которых Артем не знал. Впрочем, подобные он видел дома у Сандра. Одна из девушек, с усилием раздувая щеки, дула в длинную трубку из темно-алого стекла, другая била в большой овальный барабан, третья щипала струны инструмента, похожего формой на грушу.

Мелодию нельзя было назвать плавной – она как будто спотыкалась через каждые несколько шагов, путалась в собственных многочисленных коленцах и поворотах, скрежетала и плакала. Это было совсем не похоже на ту музыку, их, земную, которую слушал Сандр, или на то, что играли иногда по праздникам в Зеленом, или на гитару и песни цыган… И все же Артем почти сразу почувствовал, что она ему нравится. В ее ломаности было что-то живое, в нестройности звучала непокорность, а в плаче – искренность. Глаза девушек, ярко выделявшиеся на фоне жирного слоя белой краски, казались неестественно яркими, почти бордовыми, цвета спелых черешен.

– Шагай живей, – прошептала Дайна. – Это незрячие сестры, не стоит на них таращиться.